сон. Она почти вспомнила. Вспомнила что? Она почти соединилась… с чем? От этого «почти» было отчаянно больно дышать. Здесь не было мужчины с серыми глазами, не было странных слов и обещаний, были двое, которые любят друг друга больше жизни. Как она связана с ними? Может, они ее родители? Может… Осознание простреливает. Это та же женщина, которая ей снится. Та же, которая говорит с сероглазым мужчиной. Она узнала о незнакомке что-то новое. Заглянула в ее сердце и душу. Увидела самую большую радость и самую горькую боль. Потерянную любовь. Будто предостережение.

— Генри, — наконец проговорила она, чувствуя только ноющую боль в том месте, где он сжимал ее плечо, и разочарование. — Был сложный день, я…

— Рамон ранен, — резко, почти грубо прервал ее Аркенсон. — Ли ранен. Обоих везет реанимация. Готовься к операции. Я возьму адвоката, ты - Ли.

— Но почему… что… что ты сказал? — она наконец стряхнула с себя остатки сна и вскочила на ноги.

Флер рассеялся перед лицом ужаса, который невозможно было спрятать во сне. Реальности, в которую невозможно было поверить. Теперь уже Лия схватила коллегу за руку, а тот молча отстранился и включил телевизор.

— … Началась стрельба. Взломать двери удалось только через пять минут. Террорист успел застрелиться, но перед этим разрядил автомат в участников процесса. Нам известно, что подсудимый Самсон Шивали умер на месте. Адвокат Рамон Эверетт получил ранение в грудь, несколько минут назад его забрала скорая. Наш канал успел переговорить с врачом, и нам дали понять, что надежды почти нет. Рамон Эверетт - самый молодой успешный…

Генри выключил телевизор и посмотрел на остолбеневшую посреди ординаторской Офелию.

— Скорая будет через десять минут, — негромко проговорил он. Подошел к Лии и мягким движением положил руки ей на плечи. Офелия подняла на него глаза, в которых застыли слезы. — Про Ли не говорят, он не столь популярен. А любимого мужчину я тебе оперировать не дам.

Женщину сковало непонимание и боль. От рук коллеги растекалось тягучее тепло, но она не могла согреться. Ее била мелкая дрожь. Аркенсон отстранился.

— Я приготовлюсь к операции, — сказал он. — И ты будь готова.

Офелия кивнула. Схватила со стула хирургический халат и бросилась в приемный покой. В другой ситуации она бы сразу направилась в операционную, которую в эти самые мгновения готовили для приема Андреаса Ли, начала бы отмывать руки и облачаться в стерильный костюм. Но она забыла обо всем на свете. Единственная мысль стучала в голове: она должна его увидеть. Взять за руку, убедиться, что он еще жив. Надежда ее убивала, ей нужна была уверенность. Если Эверетта привезут живым, Аркенсон сотворит чудо. Рамон – древний незнакомец, он не может умереть от пары пуль в груди!

«Нет, — оборвала сама себя Офелия. — Может умереть.»

Лия сжала виски влажными и холодными пальцами. Ее уже колотило от волнения, сердце билось в горле, из глубины поднялась липкая тошнота. Реальность такова, что он может умереть. Счет шел на минуты. И эти минуты бездарно утекали в немом ожидании.

В приемном покое, выделенном под неотложные случаи, было непривычно пусто. Только две медсестры, которые должны встречать скорые машины. Они переговаривались между собой, гадая, сколько будет пострадавших и справятся ли врачи. По громкой связи прошло предупреждение: «Травма. Повышенная готовность». Это означает, что все хирурги должны отложить запланированные операции (если это не сопровождается угрозой жизни для пациентов) и подготовиться к срочным. К неотложным. Лоусон уже готова. Она войдет в свою операционную через пять минут после того, как привезут пациента. Но сначала Рамон. Его забрали первым.

Словно в бреду она следила за тем, как остановилась перед специальной дверью из матового стекла ярко-желтая скорая. Медсестры бросились вперед и распахнули стеклянные створки. Врач скорой кивнула девушкам в знак приветствия. Она не помогла спустить носилки, это сделал водитель и санитар. Офелия бросилась к ним. Врач скорой ее узнала.

— Доктор Лоусон, как хорошо, что вы здесь, — приветливым и напряженным голосом начала она. — Мужчина, двадцать девять лет, огнестрел в грудь, потерял много крови. Всю дорогу вливали физраствор, но показатели продолжают падать. Ему срочно нужна кровь.

— Его ждут в операционной. Рамон, — тихонько, давясь от слез прошептала Лия, невольно протянув к нему руку.

— Он без сознания, доктор Лоусон, — изменившимся тоном сказала врач скорой. Простой жест Офелии показал ей, что та здесь не в качестве доктора. В качестве родственника, который находится в шоковом состоянии.

Неведомо откуда появившиеся санитары подхватили каталку. Офелия осталась рядом. Она взяла Рамона за руку, поражаясь, насколько та холодная и неподвижная, и почти бежала, пока двое санитаров везли его по просторному светлому коридору. В этой больнице все знали, как действовать в чрезвычайных ситуациях. Отработано до автоматизма.

Персонал больницы расступался в сторону, пропуская их процессию. Через минуту каталка остановилась, и женщина сжала ледяные пальцы Эверетта, заглянула в обескровленное лицо. «Пожалуйста, живи. Ругайся, срывайся на всем мире и даже на мне, работай, добивайся успеха. Только, пожалуйста, живи. Открой глаза, посмотри на меня, я сделаю все, чтобы ты жил. Рамон. Генри лучший в темной медицине, он сотворит чудо, но ты должен ему помочь. Ты должен бороться. Пожалуйста, обещай мне, что ты выживешь». Она опустили глаза, скользнула взглядом по груди, наспех прикрытой простыней, которая уже пропиталась кровью. Темной кровью. Темнее, чем у человека, но кто же обратит на это внимание. Скорая сорвала с мужчины рубашку, и над простыней виднелись развитые плечи. Слишком бледная кожа. Даже для него. Офелия прикоснулась к его шее, нащупывая пульс. Сердце билось тяжело и быстро, стараясь компенсировать недостаток крови. Лия не почувствовала, как по щеке скатилось несколько слезинок.

Господи, ну почему она такая дура? Как она будет жить, зная, что последним, что он помнил о ней, станет ее уход? Лия оторвала пальцы от шеи мужчины и сжала его руку.

Неожиданно адвокат открыл глаза с тихим стоном. Санитары переглянулись. Вынырнул из забытья. Наверное, услышал ее. Офелия почувствовала, как слезы покатились по щекам уже неудержимым водопадом, внутри что-то сломалось. За всю свою недолгую жизнь она ни разу не испытывала такого сокрушающего ужаса. Страх парализовал ее нервы и мысли. Она видела только практически убитого любимого мужчину. Она врач. Она должна утешать его, а не пугать. Она должна дать ему сил, а не просить его дать надежду ей.

Рамон зашевелил губами,