Он был олицетворением этого леса. Основной нашей семьи. Сильной и темной стороной медали. Части той запредельной силы, которая текла и в жилах огромной птицы, что появилась над лесом, издав пронзительный и сильный свист.

Серый был рядом с братом.

Лишенный своего человеческого и медвежьего тела, он был так же верен своей семье, готовый защищать ее в любом обличии, отчего на моих глазах выступили слезы.

Следующими полетели стрелы с огненными наконечниками, став второй волной, которая утонула в снегу и сугробах, пока, не успев навредить никому. Лишь только Черный прищурился, чуть опустив голову и начав шептать что-то себе под нос, глядя страшно и тяжело вперед, словно перед ним была невидимая преграда, которую он собирался запугать.

Я понятия не имела, что именно он шептал, делая это так, что постепенно его голос становился громче, тверже и страшнее, отдаваясь жутким эхом во всем лесу, словно теперь он был повсюду — за каждым деревом, в каждом сугробе, на каждой ветке.

Я знала его и искренне полюбила, несмотря на мрачность и замкнутость, но даже мне стало откровенно страшно от слов, которых я не понимала, чувствуя кожей, что начинает происходить что-то поистине жуткое!

Он повторял одну и ту же фразу.

Снова и снова, громче и громче, волосы вставали дыбом в буквальном смысле, и зубы начинали стучать, даже если я не понимала отчего это происходит.

Что-то очень страшное, запретное и темное, что запрятано глубоко внутри каждого человека встрепенулось во мне, взывая к разуму и крича о том, что опасность везде и нужно бежать! Я знала, что то же самое происходит и с охотником, который просто упал на колени, принявшись отчаянно и судорожно молиться, когда Черный вдруг подался вперед, садясь на корточки и ударяя кулаками в замерзшую землю.

Он словно выпускал из недр земли что-то настолько страшное и неземное, что ропот и страх прошелся волной даже по людям, которые стояли по другую сторону реки.

Жутко до крика стало, когда волки стали повторять за Черным его движения, поднимаясь на задние лапы и с силой ударяя передними о землю, ровно в тот момент, когда кулаки мужчины опускались тоже.

На одной фразе. Одном слове, которое звучало над землей, пробуждая в теле тот первородный страх, о котором до этого момента можно было и не подозревать!

Те волки — самые крупные и темные по сравнению с остальными, которые выглядели словно воинская элита, особый отряд, который приходил по зову Черного только в особенные моменты, даже рычали в такт словам колдуна, опускаясь на передние лапы с такой силой, что лед скоро жалобно затрещал.

Но не этого добивался Черный.

Сначала я решила, что мне все это кажется — слишком пугающей и нереальной была картина перед глазами, но скоро я стала понимать, что все происходящее реально, как никогда, и из земли стали появляться призрачные фигуры. Сначала одна, затем другая, а за ней еще и еще….

— Мертвые!!!! — завопил кто-то истерично и натужно с другого берега, отчего мужчины шарахнулись назад, словно волна, которая пошла против всех законов природы и пошла назад. — Он поднимает мертвых!!!

Во рту пересохло так, что я не могла даже тяжело сглотнуть собственный страх, понимая, что я так и замерла в одном положении, огромными глазами глядя на Черного, который стоял все такой же величественный и опасный, глядя исподлобья, с жестокой ухмылкой, как люди спасаются бегством, бросая оружие, спотыкаясь друг о друга и крича сбивчиво молитвы.

Но были те, кто не ушел.

Они продолжали стоять, словно были заколдованные и слепые, не видя того, отчего сама земля содрогнулась и застонала.

Я не успела понять, было ли все это всего лишь обманом колдуна или души умерших когда-то людей на этой земле встали, чтобы заслонить своими призрачными телами Черный лес, лишь дернулась, слыша голос Черного:

— В дом! К мужу!

Большего и не требовалось!

Я вскочила, словно ошпаренная, бросившись вперед и буквально потащив за собой охотника, чтобы больше не оглядываться ни за что на свете, и быть спокойной за собственный разум от увиденного!

Забегая в дом и плотно закрывая тяжелую массивную дверь, я была готова разрыдаться, видя, как мой Арьян уже сел, держась широкой израненной ладонью за перевязанный торс и хмурился, словно пытался вспомнить все то скрывало от него временное беспамятство.

— Живой! — ахнул охотник, на которого Арьян покосился быстро и сосредоточенно, начиная хмуриться с каждой минутой все сильнее и сильнее, а я понимала, что его звериные инстинкты не обманут и покажут все, как есть.

— Арьян! — я кинулась к нему, обхватывая за торс ровно в ту секунду, когда он поднялся на ноги чуть шатаясь, но наливаясь той силой, от которой шел невыносимый жар. — Слава Богам, ты очнулся!

Не было ничего прекраснее и долгожданнее этого момента, когда его сильные горячие руки обвились вокруг меня, прижимая к сильному твердому торсу, куда я уткнулась блаженно лицом, вдыхая всей грудью его родной аромат и тихо плача от облегчения.

Что бы не было дальше и что бы не осталось позади в моих жутких снах — все это было не страшно теперь, когда он был рядом и с ним было все в порядке.

Он склонился, целуя меня в затылок и гладя осторожно руками, но хмурясь, когда я подняла лицо, восторженно заглядывая в его огненные глаза:

— Они снова пришли?

— Черный уже решил все проблемы с людьми.

— Не до конца, — зарычал Арьян, вдыхая полной грудью, и я обхватила его сильнее за торс, понимая, что не смогу отпустить в таком состоянии, ведь еще пару часов назад он стоял на пороге смерти и не справился бы с этой напастью сам, если бы не знания и сила Черного.

— Ради Бога, останься! — мои губы задрожали оттого, что я понимала слишком отчетливо даже сейчас, что прошу о несбыточном, ведь зверь никогда не оставит своего дядю в беде.

Арьян был воспитан среди волков, а волки скорее умрут, чем позволят кому-либо обидеть своего. Поэтому моя душа стонала и заходилась от боли, а слезы текли по холодным щекам, даже если усилием воли я заставила свои руки разжаться и отпустить того, кого любила больше собственной жизни.

Любила и понимала его звериную сущность, окунувшись в мир, о котором ничего не подозревала. Мир, которого когда-то боялась и презирала, но который стал родным и милым моему сердцу, где через кровь боль и слезы я смогла увидеть истинное лицо людей и зверей.

Я ощутила собственным телом, как напрягся Арьян, и как от него полыхнуло жаром, когда все звериные инстинкты в нем проснулись и всколыхнулись в единый миг, словно не было страшных ранений и прошлой ночи, из которой он мог уже не вернуться, понимая, что для зверя нет преград и нет боли.

— Они здесь! Нельзя позволить им ступить в капище!

— Как здесь?.. — только и успела я ахнуть, кинувшись за Арьяном, в движениях которого не было той скованности и угловатости, что бывает обычно, когда все тело ломит и болит от страшных ран, затормозив резко, потому что в какой то момент он застыл на порывистом широком шаге, словно прыгая назад вокруг себя.