в этом вопросе в заголовке этой книги. Другие все еще ищут фрейдово потерянное Эльдорадо совершенной науки о поведении. Поведение меня заботит меньше, чем человеческие переживания. Что мы имеем – так это неудачное сосуществование двух областей в одних и тех же словах – психология, психотерапия. Брак получился несчастливый.

Если психотерапия – наука в обычном понимании этого слова, то вся эта глава – полная чепуха. Такая наука стремится быть объективной, снижать влияние индивидуальных различий тех, кто в ней практикует (до нуля, если можно), быть надежно воспроизводимой в отношении процесса и результата. Для такой науки забота психотерапевта не существует, за исключением той, что должна ограничиваться неотступным следованием руководствам по лечению.

В то же время искусство психотерапии упрямо твердит о том, что самое важное для всего нашего предприятия – это то, что происходит у психотерапевта, у художника, внутри. Забота психотерапевта – это не просто приятное гуманное украшение; она значит для работы больше, чем те слова, что произносит психотерапевт.

Различие между этими двумя взглядами лучше всего проясняет еще одна цитата из коллекции Рогоу (результаты его обследования среди психиатров и психоаналитиков всполошили многих из тех, кто жаловался на «пассивность и скуку» своей работы). Один психоаналитик советовал своему студенту;

Проводи исследования, преподавай, веди психотерапию, групповую психотерапию, семейную психотерапию, работай с бесплатными клиентами в больницах, веди музыкотерапию. Найти себе несколько хобби. Делай все что угодно, но не занимайся только психоанализом, иначе ты к 45 годам помрешь от скуки[83].

Легко обвинять таких психотерапевтов в бесчувственности и механистичности. Гораздо важнее осознать, что, если стать на позиции полной объективности, то весьма вероятно, что немедленно будут структурированы вся психотерапевтическая процедура и все концепции. После этого сама работа будет едва ли более захватывающей, чем работа водителя трамвая.

Теория солидного дворника

Со временем, осознав, насколько правильным для нашего опыта было считать источником силы в психотерапии самого клиента, мой коллега (тот, кому посвящена эта книга) Элвин Ласко и я придумали то, что потом назвали «Теорией психотерапии солидного дворника». Суть состояла в следующем: мы хотели найти дворника – или кого-нибудь другого без квалификации, – который бы выглядел зрелым, достойным доверия и «профессиональным» (словом, «солидным»). Затем мы бы попросили его сидеть перед клиентами, внимательно слушать, часто кивать и ограничиваться лишь репликами типа «Угу», «Да», «Я понимаю» и «Расскажите об этом поподробнее». Мы предполагали, что он добьется огромных успехов.

Оглядываясь назад, я понимаю, что мы были правы лишь наполовину. В нашей теории была очень важная истина, но она была не полной, и эта недостаточность порождает различия как в количестве людей, которым мы можем помочь, так и в глубине психотерапевтического результата, которого они могут достичь.

Истинная часть нашей теории состояла в том, что клиент обладает необходимым потенциалом для изменения своей жизни, в том, что любому человеку очень трудно полностью развить в себе этот потенциал, если ему не помочь, и в том, что простая возможность облечь свою заботу в слова и быть внимательно и с уважением выслушанным другим человеком, – это огромная помощь в использовании человеком своих собственных сил.

Упущением нашей теории была забота психотерапевта. Мы полагали, что добрые намерения и хорошие манеры – это основные ингредиенты, необходимые для психотерапевтической работы. Теперь я знаю, что это ценные составляющие, и часть работы можно сделать, используя только их, что, конечно же, делают тысячи профессионалов, работников, не имеющих высшего образования и людей без профессиональной подготовки, которые оказывают эту полезную помощь клиентам и друзьям. Но теперь я знаю и то, что существует множество людей, кому не помогают эти ограниченные инструменты; людей, имеющих более глубокие потребности, до которых невозможно добраться и проработать их с помощью только хороших манер и доброго отношения.

Забота психотерапевта ставит на службу собственному потенциалу лечения/ роста клиента силы большей широты и глубины. Эта возросшая сила помогает тем клиентам, которые поначалу не могут рискнуть и позволить себе до конца постичь свои потребности, и тем, кто не может преодолеть своего собственного сопротивления и воспроизвести два-три примера. Только сензитивность и присутствие, которые обеспечивает забота психотерапевта, могут помочь таким клиентам раскрыть суть своих жизненных вопросов (в первую очередь – себе и лишь затем – психотерапевту). Только вовлеченность и перспектива, которые обеспечиваются потребностями психотерапевта и его видением, могут поддержать таких клиентов в болезненном и страшном противостоянии с самим собой, которое необходимо для жизненного изменения[84].

Вклад психотерапевта – не самое главное в тех жизненных изменениях, которые может дать наша психотерапия. Это главное – право и ответственность клиента. Однако наш вклад очень важен и достоин уважения.

Глава 12

Интенциональность и воодушевленность[85]

Насколько нам известно, лишь человеческим существам дана тяжкая ответственность и замечательная возможность принимать участие в решении космической задачи созидания действительности и лишь они делают это с некоторой долей осознанности. Всякий раз, когда мы из бесконечного хранилища возможного должны выбрать то, что будет реализовано (сделать возможность реальностью), мы предаем бесповоротному забвению огромное количество того, что никогда не случится. Мы так поглощены этой задачей и настолько привыкли к ней, что забываем удивляться ей или осознавать ее поразительную значимость.

Среди множества способностей человеческого рода наиболее ярким отличительным признаком является способность иметь намерения, ставить перед собой цели, определять свои ценности и предпринимать действия, необходимые для их реализации. Работа психотерапевта внутри этого процесса направляется пониманием последовательности, в которой импульсы всплывают из подсознания и проходят через целый ряд «ворот», отсекающих многое для того, чтобы позволить немногому стать частью действительности. Наше описание этой последовательности сосредоточено на тех воротах, через которые должно пройти намерение, чтобы двинуться дальше, и, таким образом, показывает пути освобождения блокированных целей наших пациентов.

Я предлагаю рассматривать четыре субъективные стадии этого процесса – истоки в бессознательном, желания, хотения и волевые намерения – и три фазы, вынесенные вовне, – предварительные действия, актуализация и взаимодействие. Естественно, это скорее произвольная выдумка, чем открытая мной истина, но такое деление полезно, так как помогает психотерапевту сформулировать высказывание и определить момент для того, чтобы его произнести, а также сформировать реалистичные ожидания по отношению к клиенту.

Нижеследующее представляет собой воображаемый субъективный монолог, описывающий функционирование интенциональности.

Если бы я мог прислушаться, то все время слышал бы в себе голос возможного. Он говорит о том, что могло бы быть, о том, что я лишь смутно ощущаю или переживаю мимолетно. Он говорит мне