на моей машине, окажешь мне и детям моральную поддержку.

Как я могла отказать, ведь когда умер мой отец, Саймон был просто незаменим, хоть мы тогда и были уже с ним в разводе. В Ковентри мы поехали все вместе.

Когда добрались до больницы, Луиза уже была там – в мешковатом поношенном кафтане, от которого зараза расползалась по всей палате. Но зная Луизу, оставалось лишь только поблагодарить ее за то, что не пришла нагишом и хоть какую-то одежду на себя нацепила и что не исполняла там ритуал вызова богини, которая бы исцелила ее мать. Вместо этого она раскладывала вокруг больничной постели всякие амулеты, и ее первыми словами, обращенными ко мне, были: «Эллен, зажигалка есть? Мне нужно зажечь благовония, чтобы очистить пространство. Мама здесь не сможет поправиться, здесь столько плохой энергии, я прям чувствую, что здесь кто-то умер».

– Это же больница, Луиза, конечно, здесь умирали, – Саймон пытался остановить свою сестрицу. – Здесь нельзя жечь благовония, здесь же противопожарка, если она сработает, то всех придется эвакуировать. Здравствуй, мама.

Бедняжка Сильвия выглядела такой хрупкой и маленькой на больничной постели, и тем не менее на ней был макияж и парочка ее любимых шалей, так что, по всей видимости, она шла на поправку. Представить Сильвию без макияжа было невозможно, разбуди ее посреди ночи, она и то бы встала с кровати при полном параде: однажды, когда мы у них гостили в их французском бижу-шато, ночью нас разбудил какой-то шум, казалось, что кто-то пытался залезть в дом (позже узнали, что то была лисица, которая рыскала по мусорным бакам), так Сильвия вышла из своей спальни только после того, как припудрилась и накрасила губы своей фирменной красной помадой, ибо считала, что даже если ее будут убивать, то ей хотелось бы при этом хорошо выглядеть.

– Здравствуй, дорогой! Спасибо, что приехал. О, и Эллен тут! – обрадовалась Сильвия. – Как я рада вас всех видеть. Простите за мой страшный облик, я не хотела вас пугать. И мои любимые внучата, Питер, Джейн, как у вас дела? Питер, а с тобой что случилось?

Питер растерянно что-то промямлил о том, как упал, очнулся, а тут гипс.

Луиза влезла между нами с флакончиком лавандового масла, она пыталась схватить Сильвию за руки, чтобы втереть это масло в какие-то там акупунктурные точки.

– Это тебя успокоит, – уверяла она, до нее никак не доходило, что единственным успокоением для Сильвии стало бы не ароматическое масло, а отсутствие Луизы поблизости.

– Ой, нет! Это лишнее! – сердито сказала Сильвия. – И воняет затхло, как у бабушки в сундуке. И что только тебе взбрело в голову, Луиза? Саймон, передай мне полотенце, я не хочу, чтобы от меня несло старушечьим духом.

– Оно успокаивает! – воскликнула Луиза. – Я пытаюсь тебя успокоить!

– Не надо меня успокаивать, – возразила Сильвия, – мне и так хорошо.

– Мама, тебе нельзя волноваться, ты же только что после инфаркта, – Саймон попытался разрядить обстановку. – Тебе нужен покой.

– Вот поэтому я и пытаюсь ее успокоить, очистить плохую энергетику в этом помещении, но никто не слушает меня! – голосила Луиза. – Дайте мне окурить палату, ей станет намного лучше.

– Не станет, – возразила Сильвия. – Просто будет вонять жженым старушечьим прахом. И пожалуйста, забери эти камни, они мне мешают, – она передала Луизе ее амулеты.

– Ну и ладно, если тебе не нужна защита богини, то пусть так и будет, справляйся сама! – фыркнула Луиза.

– Если вы с богиней не против, то я лучше доверюсь медикам, дорогая моя, – язвительно ответила Сильвия. Уже хорошо, она стала язвить и подкалывать, вполне очевидно, она возвращается к своей полноценной натуре.

– А где папа? – спросил Саймон.

– Пошел выпить чаю. А то Луиза действовала ему на нервы, – ответила Сильвия.

– Ничего я не действовала. Я просто спросила, придерживается ли он веганской диеты или нет, я же ему давным-давно все объяснила, вместо химиотерапии лучше бы принимал лечебные травы. Так он даже разговаривать со мной не стал! И почему все так ко мне относятся? Я же пытаюсь помочь! – разорялась Луиза. – А ты как, Эллен? Климакс еще не наступил? Вид у тебя такой, как будто у тебя менопауза. Я знаю, чем тебе помочь. Я написала новую книгу «Моя матка ссыхается, йони выдыхается», тебе уступлю по сходной цене.

– О-о, покорнейше благодарю, – невразумительно промямлила я, – я… буду иметь в виду.

Ох уж эта Луиза. Неважно, какие изменения происходят на нашей хрупкой планете, неважно, какие страсти и переживания выпадают на нашу долю: есть одна вещь в этом мире, которая никогда не меняется, и это моя бывшая золовка, как была с придурью, так и осталась. Она прет по жизни напролом, без тормозов, как стихийное бедствие, не заморачивается ни о моральных приличиях, ни о гигиенических нормах, распространяет вокруг себя миазмы и сомнительные нетрадиционные методики лечения; дети вываливаются из ее лона с завидной регулярностью (в свои самые плодоносные годы, до того как матка стала сохнуть, а йони иссякать, Луиза произвела на свет пулеметной очередью целый взвод детей, которых она бросала на попечение их отца, ведь по мере взросления они ставили под сомнение ее принципы и стиль жизни). Также она пишет сомнительного содержания сатанинские вирши, которые пытается втюхивать ничего не подозревающим невинным душам, всем подряд, кто не вовремя оказался поблизости.

Есть у меня небольшое опасение, и мне самой неприятно в этом сознаваться, но тем не менее, что кто-нибудь из тех, кто разбирается в поэзии, вдруг наткнется на Луизины вирши и увидит в них исключительное произведение абсолютного гения, и на нее тут же снизойдет золотой дождь предложений от издателей и ее стихи станут бестселлерами Sunday Times и New York Times, они разойдутся миллионными тиражами, награды и премии настигнут свою героиню, а нам придется всем подавиться своими словами. И, возможно, подавиться ее словами. Будучи невольным читателем и слушателем нескольких ее стихов, которые, как мне кажется, в основном демонстрируют ее нездоровую фокусировку на своей репродуктивной системе, я могу сказать, что вряд ли ее ждет литературная слава, но ведь законы и закидоны литературного мира не подвластны логике и разумному объяснению.

А как еще объяснить, что чудотворная святая Джилли Купер, автор многих восхитительных, интересных, захватывающих и поучительных книг, не удостоилась ни одной литературной премии, в то время как множество скучнейшего и тоску наводящего чтива, в котором старый профессор совращает юную студентку, расхваливают на каждом углу? А потому хоть и маловероятно, что Луизиной поэзии грозит финансовый и литературный успех, полностью исключать такую возможность я бы