Герман сидел на замёрзшей земле, привалившись спиной к колесу кареты, ковырял носком кеда мох и поглядывал на Мурку. Царь стоял возле другого колеса и тоже смотрел на красноволосую. Вообще, призраки склонны к созерцанию. Как японцы, часами могут глядеть на цветущую вишню. Правда, вишни в Тёмном Уголке не цветут.

Меня же это ожидание убивало. Я подошла к кирпичной стене и попробовала отковырять камушек на сувенир. Не получилось. Однако крепкие корни у этих нагорников: они же как-то цепляются за стену.

Наконец Царь подал голос, кивнув в сторону химер:

– Кто из них надёжнее?

– Пуговка, – машинально ответила я.

– Хорошо, тогда она полетит через горы.

Я открыла рот и закрыла, соображая.

Сообразила.

– Что?! Они же Непроходимые!

– Всё будет хорошо, – сказала вдруг это чёртово Амулетное Дерево.

Я злобно зыркнула на неё и посмотрела на Царя.

– Это обязательно? – жалобно спросила я.

Царь кивнул.

– Когда ты перестанешь быть подорожником, твои волшебные твари всё равно исчезнут. А так у одной есть шанс выжить. В стране чародеев другие порядки, – сказал он.

Я призадумалась. Химеры исчезнут, как только я перестану быть СамСветом. С таким наставником я не знаю, сколько продержусь. Но в Золотых Облаках чародеи могут спасти моих питомцев. Тогда несправедливо разлучать химер, давать шанс одной. На этой стороне у них всё равно нет будущего.

– А Бусинка выживет, если я пошлю её тоже? – спросила я Мурку.

Красноволосая не ответила.

– Она предсказывает только необратимые крупные события. Будущее изменчиво, – сказал Царь.

– То есть про свою персону она знает, а про химер нет? – вспылила я. – Не отдам их!

И я прижалась к шее Пуговки.

– Не глупи, – сказал Царь. – Это же ненастоящие животные. Это волшебство, которое похоже на местное. Только из-за этого я и решился на опыт преодоления гор. Ведь всё равно, когда ты покинешь Тёмный Уголок, звери умрут. Ты же помнишь, однажды они уже чуть не умерли.

– Тогда пусть летят обе, – упрямо твердила я.

По щекам побежали слёзы. Не думала, что так привязалась к Пуговке и Бусинке. Но они всегда были рядом со мной.

А я тоже немного предатель.

– Одна тебе ещё может пригодиться. Зачем попусту тратить волшебство? – Царь, как всегда, не понимал человеческих чувств.

Химерам передалось моё волнение. Они нервничали, прижимались ко мне боками, оплетали кисти рук хвостами-змеями. Они готовы были меня защищать, а я в это время выносила им приговор.

– Пожалуйста! – неожиданно подал голос Герман, поднимаясь с земли. – Хочешь, я встану перед тобой на колени? Хочешь? Да я сделаю всё, что хочешь, только отпусти химеру с Муркой!

Голос мальчика дрожал. Герман, Герман, почему ты во всё это вляпался? Если бы не ты, никогда бы я не согласилась расстаться с химерами. Как же я приду сюда завтра, а их не будет? Никто не встретит меня во внутреннем дворе, не составит мне компанию в полётах. Змейкот не будет забавно фырчать, жалуясь, что химеры заглядывают в его башню. А я не буду знать, где ты, Герман, потому что никто мне не укажет. Я так привыкла чувствовать шерсть их красных грив между пальцами.

Царь облокотился на дверь кареты, Герман смотрел на меня исподлобья, Мурка одиноко стояла чуть в стороне.

Я когда-нибудь уйду из Тёмного Уголка, и химеры исчезнут. На Солнечной Стороне у них есть шанс. Я делаю это не ради Царя, Германа или его невесты, я делаю это ради них. Мои любимые питомцы, прощайте.

Я отлепилась от химер и сказала:

– Я согласна. Но пусть летят вместе.

– Зачем? – опять начал убеждать меня Царь.

– Бусинка всё равно исчезнет, потому что завтра я уже не вернусь. Пусть будет шанс, – нашла в себе силы ответить я.

– Почему? – спросил Царь.

Я, глотая слёзы, смотрела на него. Высокий, в жёстком зелёном плаще, рот с разрезанными длинными уголками, красные глаза и чёрные тени под ними. Говорят, что первая любовь обычно несчастна. Подтверждаю. Ещё говорят, что первая любовь не забывается.

Царь Вор вздохнул, подошёл к Мурке и подвёл её к Пуговке.

– Ну что, будущее ещё не изменилось? – спросил он у неё.

– Нет. Но не все совершают правильные поступки, – сказала Мурка.

Она неожиданно повернулась, неуловимо выскальзывая из рук Царя, словно рыбка, и подошла ко мне.

– Ты нужна Тёмному Уголку!

Она вся подалась вперёд, схватила прядь моих волос и быстро откусила, клацнув острыми зубами! Я в ужасе отшатнулась. Жуткое всё-таки это Амулетное Дерево. И почему Герман решил, что ей нужна защита?

Мурка тем временем подошла к нему.

– Ты мало видел. Ты мало слушал. Ты думал только о себе.

Она поднесла руку к шее мальчика, и в первую секунду я подумала, что она перережет ему горло когтями. Мне хотелось вскрикнуть, предупредить Германа, но перед ним всё же стояла его любовь. Я не должна вмешиваться. Ох, как всё непросто в этом мире! Во всех мирах.

Но Мурка лишь поддела когтем цепочку медальона, вытащила его, кроваво-красный и пульсирующий, и обвязала моими волосами. Мерзость.

Герман поймал её руку, но ничего не сказал. Просто подержал мгновение когтистые пальцы, а потом помог ей оседлать химеру.

– Надеюсь, что всё получится, – тихо сказал Герман. – Я…

Я люблю тебя! Люблю! Но эти слова так и не были сказаны им.

И мной.

Я орошала слезами шеи химер. В гриве Пуговки тонули тонкие длинные пальцы Амулетного Дерева.

Когда звери поднялись в воздух, Герман отвернулся и опустил голову, изо всех сил сдерживая слёзы. Я рыдала в голос.

Царь подошёл ко мне, протянул ладонь к моему лицу, но я сердито оттолкнула. Оттолкнула его руку, протянутую ко мне! И сама испугалась своего жеста. Сорвалась с места и побежала, а потом выпустила крылья и взлетела в небо.

Странно, крылья же появляются в Комнате Полётов. Но в этом мире, думаю, возможно всё.

Кроме его любви.

Не из-за горя моего он решил меня утешить, а из-за очередного предсказания красноволосой.

Всё! Устала! Ухожу!

Подсолнух исчезла. Сначала расплылись черты лица, растворились контуры закрытых глаз и рта-подковы, пушистые жёлтые волосы облепили голову, как палочку – подтаявшая сахарная вата. Подсолнух превратилась в голубоватую дымчатую каплю, которая высыхала, уменьшалась на груде листвы, в Норе, куда аккуратно перенесла её Художница.