– Ваше гостеприимство на редкость восхитительно, – говорит Марсель, следуя за ней в гостиную.

– Прошу вас, располагайтесь.

Он садится вместе с Роуз на диван. Элинор, вызвав звонком Элис, устраивается в кресле Эдварда.

– Как замечательно снова увидеть твою дражайшую сестру! – восклицает Марсель, наклоняясь к Роуз.

– Ее единственную сестру! – не подумав, выпаливает Элинор, затем улыбается, надеясь сгладить язвительность слов.

Глаза Марселя вспыхивают. Секундная пауза, и он смеется.

– Конечно, я понимаю, – говорит он. – Она вам очень дорога, и вы хотите знать, достоин ли я ее, n’est-ce pa[11]? Уверяю вас, мадам Хэмилтон, я буду всячески заботиться о Роуз. Она и мне очень дорога. Я лишь надеюсь, что достоин ее.

Он улыбается Роуз, и та краснеет. Элинор затаивает дыхание. Они собираются объявить о своей помолвке.

– Марсель, мне приятно это слышать, – говорит Роуз, опережая его. – Но не надо скромничать. Ты, конечно же, достоин меня. Я знаю, Элинор вскоре полюбит тебя так же, как я.

Вскинув брови, Элинор поворачивается к Роуз.

– Я что-то пропустила? – спрашивает она, более не в силах сдерживать свои тяжелые предчувствия.

Роуз краснеет и бросает взгляд на Марселя, затем хмурится:

– Прости, Элли, но я совершенно не понимаю твоего вопроса. Ты ничего не пропустила. Марсель приехал в Лондон отчасти для встречи с тобой. Об этом мы поговорим позже. А еще – для встречи с его большими поклонниками. Это галерея, которая хочет устроить выставку его работ. Для него это важное событие. Правда, Марсель?

Марсель торопливо кивает. Его бледные щеки тоже краснеют. Элинор еще никогда не видела краснеющего мужчину. Она облегченно выдыхает. Похоже, речь пока не о помолвке.

– А это значит, что Марсель вскоре может получить приличные деньги, – торжествующе заключает Роуз.

– Понимаю.

Элинор вдруг становится неуютно, и она ерзает в кресле. Подобное обсуждение денежных вопросов кажется ей неуместным и неприятным. Мелькает мысль: как-то ко всему этому отнесется Эдвард. Она тут же прогоняет эту мысль. Как бы ни отнесся, не он здесь решает.

– Что ж, это хорошая новость. Рада за вас, Марсель. – Элинор замолкает. Нельзя забывать обо всех условиях, которые они с Эдвардом обсуждали, когда Роуз впервые заявила о влюбленности в этого француза. – Хотя…

Как бы поделикатнее выразиться?

– Что? – спрашивает Роуз. – К чему относится твое «хотя»?

– Искусство – занятие рискованное. Сегодня вы знаменитость, а завтра… бах! У публики новый кумир. То же происходит с писателями и актерами.

– У него все замечательно получится. Правда, Марсель?

Раньше, чем он успевает ответить, в гостиной появляется Элис.

– А вот и Элис, – говорит Элинор, радуясь возможности сменить тему. – Что вы оба хотите выпить?

Пока Марсель обсуждает с Роуз выбор напитков, Элинор пристально рассматривает гостя. На нем рубашка с галстуком, брюки свободного покроя и двубортный пиджак, кажущийся ей излишне теплым для летнего дня. Видом своим Марсель больше напоминает библиотекаря, нежели художника.

– А где Джимми? – спрашивает Роуз, попросив у Элис лимонада и бокал красного вина. – Я по нему соскучилась. Такой чудесный малыш! Марсель хочет с ним познакомиться. Правда, дорогой?

Марсель послушно кивает, но чувствуется, что младенцы не вызывают у него энтузиазма.

– Мисс Хардинг принесет его ко времени чаепития, – отвечает Элинор. – А теперь, Марсель, расскажите, в каком жанре вы работаете?

– Значит, Роуз вам не говорила? Я занимаюсь экспериментальной живописью. Жанр, в котором я работаю, – это, по сути, антиискусство. Мы называем себя дадаистами. Вам знакомо движение дада?

«Как художник может заниматься антиискусством?» – мысленно удивляется Элинор. Какое нелепое определение!

– Это звучит довольно… ошеломляюще.

Марсель снисходительно улыбается:

– Это исследование чудес подсознательного разума. Область, которую осваивает не только живопись, но и проза, поэзия и свободомыслие. Наряду с исследованием наше движение поднимает вопрос: «Что есть искусство?» Дадаизм – вызов, бросаемый зрителю, художественным критикам и обществу. Замысел в том, чтобы затеять дискуссию. Вызвать шоковую реакцию. И прежде всего дадаизм касается мышления и воззрений на окружающий мир. Мадам Хэмилтон, мы находимся в самом центре времени глубочайших перемен. Мы живем в мире, где правящим классам постоянно бросают вызов. Такого еще не было. То, что пугает одних, у других вызывает радостное волнение. Пожалуй, в современной истории человек с улицы впервые обретает голос. Я мог бы говорить на эту тему гораздо дольше. Каким временем вы располагаете, мадам Хэмилтон?

– Марсель, вы меня очень заинтриговали, – со смехом признается Элинор.

– Элли, ты обязательно должна увидеть картины Марселя. Ему сейчас не продохнуть от заказов, но, если осенью откроется его лондонская выставка, это будет громадный успех. На зиму он планирует большую выставку в Париже. Вы с Эдвардом непременно должны там побывать.

– Вряд ли Эдварда заинтересует экспериментальная живопись. Как ты понимаешь, он человек науки. Но я обязательно приеду, – соглашается Элинор.

Эдвард скорее согласится умереть, чем отправиться на выставку, зато для нее все, что она услышала от Марселя, звучит интригующе.

– Вот увидишь, Элинор, когда-нибудь Марсель прославится на весь мир, – добавляет Роуз, с гордостью глядя на своего избранника, словно он отменный трофей.

Элинор улыбается сестре, но ничего не говорит. Разница в возрасте между ними ощущалась всегда, но сейчас ей кажется, что их разделяет не девять лет, а целое поколение.

– Послушай, Элли… – Роуз берет бокал и ждет, когда Элис покинет гостиную. Лицо сестры делается серьезным. – Есть важная причина, почему Марсель захотел сегодня приехать сюда. Важная и неотложная…

Боже, она беременна! Гостиная начинает качаться. Элинор хватается за подлокотник кресла, пытаясь успокоить внутреннюю дрожь.

– Марсель думает, что знает способ помочь Мейбл.

– Мейбл! – невольно восклицает Элинор; она ожидала услышать совсем не это. – Что ты имеешь в виду? – спрашивает она, в замешательстве поворачиваясь к сестре.

Роуз берет Марселя за руку и трясет:

– Марсель, расскажи Элли про Мари.

Марсель откашливается:

– Мадам Хэмилтон, боюсь, это очень непростая история. Так что, пожалуйста, выслушайте меня до конца. Я попытаюсь быть кратким. Вначале кое-какие необходимые подробности. Хотя нынче я живу в Париже, моя семья по-прежнему живет в небольшом городке на юге Франции. Вряд ли вы слышали название этого городка, но моя семья живет там давно. Как и в большинстве таких городков, там несколько преуспевающих семей и множество бедных.