– Адаптированные? Эдвард, я ушам своим не верю!

Ее возбуждение грозит вылиться в истерику.

– Ах, Элинор, Элинор, – самым примирительным тоном произносит он. – Ты делаешь из мухи слона. Я едва ли фальсифицирую данные. Исследователи во всем мире приходят к тем же выводам, что и я. Результаты в отвергнутых случаях были неправильными. Иными они и быть не могут. Наука занимается выявлением тенденций. Мы делаем небольшую выборку, и порой она не вписывается в целостную картину.

– Так расширь рамки исследований! Увеличь число проверок, доработай их методику. А что, если твоя теория ошибочна? Что, если все евгеническое движение ошибочно? Последствия для тех, кого она объявляет неполноценными, для таких, как Мейбл, – они ужасны! Ты должен быть абсолютно уверен! Попроси дополнительное время.

– У нас вообще не осталось времени. В понедельник я представляю Королевской комиссии свой отчет! В нем результаты многих лет работы. Ты видишь лишь малую ее часть. Неужели ты всерьез думаешь, что я бы стал предлагать свои рекомендации, если бы не был уверен в эффективности и ценности того, чем занимаюсь? Это было бы бессмысленно. Сама посуди. Принятие такой политики было бы дорогостоящим актом безрассудства. Нет, я абсолютно уверен в правильности фактов, изложенных в моем докладе. Это малое число выборок дает лишь крошечный процент в несравненно большей и целостной картине. Элинор, нам необходимо действовать сейчас. Мы должны выработать политику, которая отражает основную часть колоколообразной кривой нормальности. Нельзя допустить, чтобы незначительные выбросы данных уводили нас в сторону от необходимого курса. Я уверен в правильности того, что делаю.

– В правильности? Что, черт возьми, считать правильным?! Если честно, я вообще перестала что-либо понимать!

Элинор обхватывает голову руками. Она вся дрожит; может, от гнева, а может, от возбуждения и расходившихся нервов. Точной причины Эдварду не установить. Ясно одно: сейчас она не способна внимать доводам рассудка и быстро теряет самообладание. Он глубоко сожалеет, что попросил ее помочь ему с этим проклятым проектом.

Он пытается ее обнять, но она выворачивается из его рук.

– Не трогай меня! Неужели ты всерьез думаешь, что я позволю тебе представить этот проект парламенту, когда он полон неточностей, противоречий и фальсифицированных данных?

Эдвард вздыхает, засовывает руки в карманы, возвращается к окну и смотрит на закат. Сделав над собой усилие, собрав все имеющееся у него терпение, он говорит:

– Элинор, послушай меня. Как и планировалось, этот отчет в понедельник будет передан тем, кто исследует оправданность и потенциальные выгоды закона о стерилизации определенных категорий населения. Там рассматривается широкий спектр вопросов, и мой отчет – лишь один из фрагментов. Сведения, содержащиеся в отчете, будут также использованы Министерством образования для изменения политики в этой сфере. Я рекомендовал введение обязательной проверки умственных способностей детей, достигших одиннадцатилетнего возраста. Это позволит подбирать им школу сообразно их способностям. С моим отчетом или без него, но перемены все равно неизбежны. Тебе необходимо представить это в перспективе. Мой отчет – малая часть чего-то более значительного. Это средство для достижения необходимой цели.

– Я думала, что знаю тебя, Эдвард Хэмилтон, – тихим прерывистым голосом произносит Элинор. – Я считала тебя высокоморальным человеком, тем, чья порядочность не вызывает вопросов. Даже не знаю, что мне теперь думать обо всем этом. Честно тебе говорю: не знаю.

– Но, Элинор…

– У лжи есть привычка догонять людей. – Элинор немигающими глазами смотрит на мужа, затем, почти не разжимая губ, добавляет: – А правда, Эдвард, – это основа, которая никогда тебя не подведет.

С этими словами она поворачивается и уходит из кабинета, хлопнув дверью. Эдвард смотрит ей вслед, держа в руке пустой стакан. Потом медленно выдыхает. Женщины! Элинор успокоится и поймет, что ей не стоило так распаляться. Но он сделает все, чтобы больше не обсуждать с ней эту тему. Мужчине в своем доме нужна гармония. Стычки вроде этой – для других супружеских пар. Не для него.

Он забирает со своего стола скопившуюся почту и отправляется в столовую, где его ждет обед в одиночестве.

Поев, Эдвард вскрывает конверты ножом для сыра. Элинор рядом нет, а потому никто не упрекнет его за ненадлежащее использование ножа. В большинстве конвертов лежат счета. Лейтоны прислали приглашение на обед. Еще в одном конверте он находит просьбу о пожертвовании на лотерею, которую в деревне всегда устраивают во время летнего празднества. Эдвард вскрывает последнее письмо. Оно от сэра Чарльза. Отчет о состоянии Мейбл и результатах действия прописанных ей лекарств. Эдварду всегда тяжело читать эти отчеты, и сегодняшнее письмо не является исключением.

Это все неприятности вечера или ждать новых? Как ему преподнести неутешительные новости жене после их жуткой ссоры? Эдвард думает о Мейбл и ухудшении ее состояния. Если предлагаемое законодательство будет принято, его дочь лишится всякой возможности покинуть колонию. Она будет заперта там. А когда она достигнет подросткового возраста, потребуется лишь подпись Эдварда, и она, в числе прочих, отправится на операционный стол, где ее лишат возможности иметь детей. Он думает о многочисленных семьях, которые, как и его семья, вынуждены хранить неприглядную тайну.

Его мысли переходят на ссору с Элинор и ее ярость по отношению к нему. Допустим, есть ничтожная вероятность, что она права. Вдруг результаты тех проверок выявили более сложную картину, чем он предполагал? От этой мысли у него сводит живот. «Нет», – твердо говорит он себе. Он не позволит их личной трагедии с Мейбл затуманить его холодный разум. Он не допустит, чтобы его чувства или чувства Элинор одержали верх.