– Хорошо, – отвечает Элинор. Вместе с Джимми они перебирают книги. Малыш протягивает руку и хватается за локон материнских волос. – Как насчет детских стишков и песенок?

Она достает книгу и вместе с сыном садится в кресло. Ручонка Джимми по-прежнему держится за ее волосы. В другой зажато зубное кольцо. Элинор читает, Джимми воркует, попискивает и что-то бормочет. Несколько раз он шлепает по книге, одобряя материнский выбор.

– А теперь, – говорит Элинор, прочитав сыну «Лондон пылает», «Три слепых мышонка», «Шалтай-Болтай» и «Сияй, звездочка, сияй», – тебе пора спать.

Она целует Джимми, укладывает в колыбель, гасит оставшийся свет и на цыпочках выходит из детской, мысленно желая сыну спокойной ночи, как когда-то каждый вечер произносила эти слова, укладывая Мейбл.

Когда Эдвард наконец появляется дома, Элинор протягивает ему бокал терпкого шабли и предлагает посидеть на террасе, наслаждаясь прекрасной погодой.

Они идут в беседку, увитую глицинией. Эдвард опускается на стул. Вид у него усталый. Он делает глоток вина и со вздохом произносит:

– Как хорошо вернуться домой!

Элинор тоже делает глоток и, вопреки данному себе обещанию не поднимать вопрос о злосчастных данных, пока муж не пообедает, говорит:

– Можно мне сказать пару слов? Это касается проекта. Боюсь, с ним может возникнуть проблема. Возможно, я допустила какую-то ошибку. Понимаешь, я тщательно перепроверила сделанную работу, но это не помогло. Дело вот в чем. Я заметила исчезновение ряда исходных данных, многие из которых весьма важны. Речь о данных, касающихся приемных детей. Но вместе с ними куда-то делись и другие. Я искала везде. При исчезновении столь большого количества подтверждающих данных под угрозой оказывается подлинность самого проекта, то есть, если ты не сможешь представить доказательства, результаты твоих исследований не будут утверждены.

Эдвард качает головой:

– Нет, конечно же нет, однако…

– А без них, – продолжает Элинор, – как ты сможешь подтвердить саму суть твоих выводов? Получается, нет никакого совпадения в восьмидесяти процентах случаев.

– Да-да, Элинор! Я прекрасно осознаю цель этого проекта и моих исследований! – резко отвечает Эдвард. – Послушай, – уже мягче продолжает он, – тебе нужно было не заниматься поисками, а вначале спросить у меня. Я точно знаю, о каких данных ты говоришь. Я отделил эти данные как раз по причине их важности. Если бы ты это знала, тебе не пришлось бы так волноваться. Я уже включил эти данные в свой отчет, а записи специально отложил на случай, если кому-то захочется их проверить.

– Как?

– А вот так, – усмехается Эдвард. – Как видишь, ты беспокоилась из-за пустяка.

– Но… в конечном итоге они не совпадают с твоими прогнозами. Мне показалось, что они, наоборот, опровергают твои выводы, поскольку уровень соответствия гораздо ниже восьмидесяти процентов.

– Элинор, я понятия не имею, о чем ты говоришь, – напряженным тоном отвечает Эдвард. – Результаты безошибочно доказывают, что фактическое совпадение даже выше восьмидесяти процентов. И потом, дорогая, неужели нам нужно говорить об этом именно сейчас? Мне надо принять ванну и переодеться к обеду.

Эдвард уходит в дом. Ошеломленная Элинор смотрит ему вслед. Она тщательно проверила данные, и цифры очень убедительны. Среди этих данных нет никаких отклонений. Все настолько очевидно… Такого попросту не может быть, иначе получается, что Эдвард пытается подкрепить свою теорию только теми доказательствами, которые согласуются с ней.

А это значит, что он пытается за цифрами спрятать правду.

Эдвард одевается после ванны. У него стиснуты зубы, а движения рук резкие и порывистые. Как смела Элинор усомниться в его методологии! Он садится на край кровати и так туго завязывает галстук, что тот начинает его душить. Тогда он подсовывает палец и пытается ослабить галстучный узел. Черт, черт, черт! Он надевает пиджак и быстро выходит из комнаты. По пути к лестнице он видит, что дверь комнаты Элинор плотно закрыта.

В кабинете он направляется к своему столу и выдвигает нижний ящик. Записей там нет. Черт и трижды черт! У него стучит в висках. Он подходит к столу Элинор. Ага! Вот они. Ей хватило наглости без спроса рыться в его столе! Схватив рабочую тетрадь жены, он листает страницы, исписанные ее аккуратным почерком. Все данные тщательно сведены в колонки и превращены в графики сообразно его требованиям. Опустившись на стул, он смотрит на них, а также на вопросительные знаки и вопросы, записанные ею на полях. Ударив кулаком по столу, он идет к шкафчику с напитками, распахивает дверцу, хватает стакан и шарит в поисках бутылки виски.

Разумеется, она ничего в этом не поняла. И почему не спросила у него вместо напрасной траты времени на собственное «расследование»? Поручая эту работу жене, а не кому-то из студентов, он как раз надеялся избежать своеволия. И теперь он обязан сооружать неуклюжее объяснение, словно его застигли за чем-то непристойным. Но дело совсем не в том. Эдвардом овладевает подавленность, отзывающаяся тугим узлом в животе. Ей никогда не понять…

Но он вовсе не обязан ничего ей объяснять. «Открытие», сделанное Элинор, ничего не меняет. В мире более чем достаточно доказательств правильности этой политики. Если они не примут соответствующий закон, Англии не на что надеяться. Америка вырвалась вперед. Достаточно взглянуть на то, как мощно развивается американская экономика. И все другие страны следуют ее примеру. Взять те же исследования, проводимые в Германии при полной поддержке перспективной немецкой национал-социалистической рабочей партии и их лидера Адольфа Гитлера.

Эдвард находит виски, наливает порцию высотой в дюйм и закупоривает бутылку.

Это дело его жизни, а не жизни Элинор. Во имя всеобщего блага иногда приходится чем-то жертвовать. Такой ли это грех – немного подправить данные ради выводов, в правильности которых никто из них не сомневается? Аномалии есть всегда. Его работа как раз и заключается в интерпретации данных и объяснении таких незначительных отклонений. Этим занимается Гарри Лафлин с коллегами, так почему бы и ему не сделать то же самое? Эдвард думает о деньгах и поддержке, которую Давенпорт и Лафлин получают от своих богатых покровителей: Рокфеллера, Карнеги, Келлога. У него нет такой могущественной поддержки. Что имеет, то имеет, а все результаты достигнуты исключительно ценой усердной работы и преданности делу. И он не позволит Элинор, не понимающей масштабности его замыслов, все это разрушить. Ни в коем случает не позволит.

Дверь широко распахивается. На пороге стоит Элинор в темно-зеленом вечернем платье.

– А вот и ты! – восклицает Эдвард. – Выпить не желаешь?

У жены измученное лицо. Не ответив на его вопрос, она закрывает за собой дверь и подходит к нему:

– Эдвард, прости, но мы должны поговорить об этом.

– Выпьешь джина с тоником? – спрашивает он, поворачиваясь к шкафчику.