— Ждать, — произнес Бражник мягко. — Ваш удел — ждать и верить, что Король вернется невредимым. А теперь… могу я просить, чтобы вы покинули нас? Я вижу, ко мне еще один проситель. И я советовал бы Вам, Ваше Величество, держаться от этой милой и хрупкой девушки подальше. Ее беспомощность и слабость обманчивы.

В голосе Бражника зазвучала грозные ноты, такие тревожные и резкие, что Бьянка, до того прятавшаяся в тени, за конем Королевы, испуганно вздрогнула и обхватила озябшие плечи ладонями.

— Она помогла мне прогнать нечисть, — поспешно произнесла Анна, кинув быстрый взгляд на съежившуюся от страха девушку, похожую теперь на измученную непогодой птичку.

— Я знаю, — ответил Бражник. Его невидящий взор, обращенный к измученной Бьянке, на миг стал огненным, пронзительным, словно Бражник обрел способность видеть. — Но это ее выбор — прийти ко мне и просить о казни, и я отказать не в праве. Не так ли?

— Да, так, — прошептала Бьянка. Зубы ее выбивали звонкую дробь то ли от холода, то ли от страха, но девушка не сделала ни единой попытки скрыться, убежать. — Я хочу этого, Бражник…

— Но это несправедливо, — снова вмешалась Анна, забеспокоившись. — Несправедливо! Должен же быть какой-то выход!

— Двуглавый должен умереть, — твердо произнес Бражник, все так же неотрывно глядя на Бьянку, и та согнулась еще ниже, словно бремя вины и страха тянуло ее вниз, к земле. — Езжайте, Королева. В этом древнем споре справедливость буду вершить я.

— Справедливость ли? — горько произнесла Анна, подбирая поводья. — Ты слишком бессердечен, юный Бражник. И как все молодые люди, видишь только белое и черное.

— Я слеп, Королева, — ответил упрямый Бражник. Впрочем, уголки его губ снова дрогнули, он с трудом скрыл улыбку. — Я не вижу ни черного, ни белого. Но тебя я могу заверить — я свершу справедливый суд. Иди; не беспокойся ни о чем. Я не спрошу с нее даже за ее острые разящие перья и рану моего друга, коль уж она сама пришла сдаться. Я не мучитель и не имею привычки мстить; не переживай, я не заставлю ее испытывать мучительную боль.

Когда Королева скрылась в темноте сада, Бражник, до того прислушивающийся к стуку копыт ее коня, удовлетворенно кивнул головой и спрыгнул на землю.

— Ну, что же ты? — произнес Бражник, обращаясь к перепуганной Бьянке. — Подойди ближе и скажи, что ты хочешь.

Бражник лукавил; мысли Бьянки, ее желания были видны ему, как на ладони. По долгу своей службы он и говорить-то с ней не должен был — сразу, с разгону наколоть бы Двуглавого на копье и пришпилить на воротах! Но что-то не давало ему сделать этого; ее смех, ее озорство все еще звучало приятным эхом в его душе. Ее белое оперение яркой звездой сверкало перед его взором, слепя, и Бражник впервые в жизни ощутил сомнение. И еще — ему нестерпимо хотелось коснуться ее, чтобы самому увидеть девушку доступным ему магическим способом, рассмотреть ее черты, заглянуть в глаза и найти там ответы на мучающие его вопросы.

— Ты же знаешь, чего я хочу, — тихо ответила Бьянка. Руки ее тряслись, неуемная дрожь била все тело, но девушка нашла в себе силы ступить ближе к своему палачу и взглянуть в его лицо. — Ты должен убить меня, Бражник, чтоб очистить от скверны, что таится в моем разуме. Я не могу и не хочу жить с нею.

— И ни слова о том, что тебе противна сама мысль о том, что ты теперь являешь собой демона? — настороженно произнес Бражник.

— Демон! — горько усмехнулась Бьянка, тряхнув спутанными волосами. — Хитрый и толстый Королевский Мучитель, который выучил заклятий чуть больше, чем его… коллеги. Он не демон, Бражник; он негодяй. Он просто мерзавец, который вселился в меня и использует мою силу, мою магию для того, чтобы все крушить, всех мучить и убивать — и меня в том числе. Я нашла способ справиться с ним, Бражник, я могу заставить его замолчать, но он сломал меня, Бражник. Сломал в самом начале, наполнив мою душу стыдом, сделав меня грязной, отвратительно грязной! Я рада бы позабыть об этом, но не могу. И даже смерть не так страшна, Бражник. Так убей же меня!

Бьянка говорила и говорила, горячо и одержимо, а по ее белоснежным щекам блестящими лунными дорожками текли слезы, мелкими жемчужинами капая с дрожащего лица.

— Почему же сейчас он молчит? — с сомнением произнес Бражник.

— Потому что я измучила его, измотала, выбрала всю его силу, которую он набрал, и даже сверх того. Он спит, Бражник. Я научилась понимать его — и сейчас и слышу, как он ворочается, забывшись в беспокойном сне. Но он проснется — и никто не знает, чего потребует его черная душа! И чем он пригрозит мне — я тоже не знаю. Но поверь мне, он может… может сделать так, что я подчинюсь ему, Бражник. Я не герой и не святая мученица, я всего лишь Бьянка, Белая из Рода Воронов. Я танцевала на балах и наряжалась в красивые платья, я не такая, как Королева. Я боюсь драться и не хочу убивать, Бражник! На счету моем нет ни единой дуэли, и Доорны мои никого не рвали, Свидетели мои молчат. Эта ноша слишком тяжела для меня, я не могу нести ее, Бражник! Избавь меня от этого кошмара, от подселенца!

— Я хочу посмотреть на тебя, — вдруг произнес Бражник. Голос его предательски хрипнул, выдавая его волнение, Бражник протянул требовательно руку Бьянке, и та смущенно потупилась. — Дай мне твою руку, Белая. Я коснусь тебя и увижу.

— Я такая грязная и жуткая, — всхлипнула несчастная Бьянка, мучительно краснея и кое-как приглаживая волосы. Однако она послушалась Бражника и осторожно вложила свои пальцы в его ладонь, ожидая, вероятно, резкого рывка, какого-то затаенного коварства. Но Бражник просто осторожно сжал ее замерзшую руку, отогревая ледяные пальцы.

Косматое ослепительное светило, которым представлялась Бражнику Бьянка, стало не таким ярким; в темноте ночи магическим зрением Бражник рассмотрел испорченное, испачканное белое платье, прекрасные заплаканные светлые глаза и взлохмаченные белоснежные волосы; синяк на гладком лбу и по-детски надутые трясущиеся губки. Но даже такая, истрепанная и испуганная насмерть, Бьянка поразила Бражника в самое сердце. Ее белизна и трогательная нежность, так странно сочетающаяся с неимоверной силой ее духа, затмили все мелкие изъяны, о которых девушка беспокоилась — и ее растрепанные волосы, и грязь на некогда роскошном платье.

— Как же ты изумительно красива, — ахнул Бражник, потрясенный, осторожно касаясь волос девушки так, словно они и в самом деле были лучами солнца и могли обжечь его ладонь. — Как морозный узор на стекле! Если б я не был незряч, я бы ослеп, увидев твою красоту! Бедное беззащитное дитя… Так это ты смогла противостоять величайшему злу, Двуглавому? Ты, такая хрупкая, слабая и нежная?

Бьянка от этих слов разревелась еще горше и не нашла ничего умнее, как кинуться на шею Бражнику, обвить его своими холодными руками и уткнуться ему в грудь, отирая свои слезы его светлыми шелками. Ее палач, тот, кто должен был убить, вдруг пожалел ее, и от его жалостливых слов, от его участия и доверия на душе ее стало легче. Слезы принесли ей облегчение, смывая тяжкое клеймо всеми отвергнутой, и даже поцелуй его дрожащих губ, подаренный ей Бражником внезапно, она приняла так, словно долгое время желала его и мечтала только об этой немудреной ласке. Его широкая ладонь ласкала ее затылок, губы стирали с ее припухших горячих губ рыдания, и Бьянка вдруг засмеялась, сообразив, что ей удалось то, что не удавалось никому, наверное, и никогда — она соблазнила королевского верного Доорна, вскружила ему голову так, что он позабыл, какое зло скрывается под восхитительной оболочкой.