Склонив голову так же низко, как Дек, я киваю.Нас никто не слышит, но мы ловим несколько пристальных взглядов, недоумевающих,чего это мы так низко согнулись над едой.

— Ну, значит, вчера Дэвид Рой выступилсвидетелем перед большим составом присяжных. И такое впечатление, словно онорганизовал дельце.

При этих словах Дек с трудом выпрямляется иопускает глаза вниз, будто я могу догадаться обо всем сам.

— Итак? — говорю я, по-прежнему низконаклонившись к нему.

Он хмурится, осторожно оглядывается и затемснисходит к моей тупости.

— Много шансов за то, что он уже донес наБрюзера. Может, и на Принса Томаса. И я даже слышал от какого-то олуха, что заголову Роя назначена цена.

— Успели договориться!

— Да. Это точно.

— Но с кем заключен договор?

— Попытайся догадаться.

— Не с Брюзером, конечно.

Он опасливо, робко улыбается, плотно сжавгубы, а потом говорит:

— Такое случается уже не в первый раз. — И сэтими словами отхватывает огромный кусок сандвича и медленно его жует.

Я жду, пока он проглотит кусок.

— Что ты хочешь этим сказать? — спрашиваю я.

— Думай о запасных вариантах.

— Но у меня их нет.

— Ты должен постараться что-нибудь подыскать.

— Я только-только попал в фирму Брюзера.

— Но здесь может стать очень жарко.

— А как насчет тебя?

— Да я, наверное, тоже сделаю ноги.

— А как остальные парни?

— О них не волнуйся, они же о тебе не беспокоятся.Я здесь твой единственный друг.

Эти слова не идут у меня из ума несколькочасов. Дек знает больше, чем говорит, но за пару совместных ленчей я из неговсе вытяну. У меня сильное подозрение, что он уже присматривает местечко, гдеможно приземлиться, если грянет несчастье. Я встречался с другими адвокатами,работающими в фирме, — Никласом, Токсером и Риджем, — но они все держат присебе и мало что говорят. Двери их кабинетов всегда заперты. Дек ихнедолюбливает, а что к нему чувствуют они, можно только догадаться. По словамДека, Токсер и Ридж — приятели и, возможно, подумывают открыть небольшуюсобственную фирму. Никлас — алкоголик, и поэтому в подвешенном состоянии.

Наихудший исход для Брюзера, если сейчас егообвинят, арестуют и отдадут под суд. Процесс может продолжаться по крайней мерегод. Но он может продолжать работать и вести дела в конторе. До вынесенияприговора его не могут лишить лицензии.

«Расслабься», — твержу я себе.

Даже если меня выбросят на улицу, так я ужепереживая это раньше. И тем не менее смог встать на ноги.

Я еду по направлению к дому мисс Берди мимогородского парка. При свете прожекторов здесь играют по крайней мере три раза внеделю в бейсбол.

Я останавливаюсь возле телефона-автомата,набираю номер. После третьего звонка она отвечает:

— Алло.

Звук ее голоса пронзает меня насквозь.

— Клифф дома? — говорю я, взяв на октаву ниже.Если она ответит утвердительно, я повешу трубку.

— Нет. А кто это звонит?

— Руди. — Я перехожу на свой обычный голос.Задерживаю дыхание и жду, что сейчас последует отбой, но в то же время надеюсьуслышать мягкие, чувственные звуки ее голоса. Черт возьми, я сам не знаю, чегомне ждать.

Наступает пауза, но она не вешает трубку.

— Я же просила тебя не звонить, — произноситона без малейшего признака гнева или неудовольствия.

— Извини. Я не мог с собой совладать. Я о тебебеспокоюсь.

— Мы не должны так поступать.

— Как именно?

— Прощай. — Теперь она кладет трубку, и яслышу гудки отбоя.

Мне потребовалось собрать все свое мужество,чтобы позвонить, а теперь я жалею, что сделал это. Но у некоторых большемужества, чем мозгов. Я знаю, что ее муж буян, который явно не в себе, но все-такине представляю, как далеко он может зайти. Если он типичный ревнивец, а яполагаю, что это именно так, потому что этот девятнадцатилетний пьяныймерзавец-спортсмен женат на красивой женщине, тогда он наверняка подозревает еевсе время. Но неужели он дошел до такой степени, что установил подслушивающееустройство?

Очень смелое допущение, но эта мысль не даетмне уснуть.

Я, наверное, и часа не проспал, когда вдругзазвонил телефон, на электронных часах почти четыре утра. Я нащупываю в темнотетрубку.

Это Дек, он в большом возбуждении и быстротараторит по телефону из автомобиля. Он мчится в моем направлении, до менявсего три квартала. Случилось нечто колоссальное, требующее предельно срочныхдействий, некое просто замечательное несчастье. Скорее! Одевайся! Он даетуказание ждать его на тротуаре через минуту.

Дек уже ожидает меня в своем обтерханноммини-грузовичке. Я вскакиваю в машину, он кладет в рот жвачку, и мы летим вовесь дух. Я не успел даже почистить зубы, так торопился.

— Что, черт возьми, происходит? — спрашиваю я.

— Большое крушение на реке, — произносит онмрачно, словно глубоко опечален событием. И это означает, что еще один день мыработаем на фирму. — Вчера после одиннадцати вечера нефтяная баржа сорвалась сякоря, поплыла вниз по течению и налетела на колесный пароход, который былзафрахтован для речной прогулки старшеклассников. На борту, возможно, было дотрех сотен ребят. Пароход затонул возле Грязного острова, вблизи отмели.

— Это ужасно, Дек, но что там делать нам?

— Надо самим все проверить. Это Брюзерупозвонили.

Брюзер позвонил мне. И вот мы здесь. Этоогромное несчастье, может, самая большая катастрофа, случившаяся в Мемфисе.

— И что же, этим можно гордиться?

— Ты не понимаешь. Брюзер не собираетсявыпускать случай из рук.

— Чудесно. Пусть втиснет свой жирный зад вводолазный костюм и достает со дна утонувших.