— Они, разумеется, смогут выставить его задверь и лишить возможности работать, — продолжает Дек очень внушительно. — И судовольствием это сделают. А мы с тобой попадем под перекрестный огонь, иникто, абсолютно никто не даст за наше благополучие и цента.

— Так что же нам делать?

— Надо удирать.

Я хочу спросить, что он имеет в виду, но и таквсе ясно.

Дек теперь мой друг, но он хочет гораздобольшего. Я сдал благополучно экзамен, так что могу обеспечить ему прикрытие.Ему нужен партнер! Прежде чем я успеваю что-либо возразить, он бросается ватаку:

— У тебя сколько всего денег?

— Э… пять тысяч пятьсот.

— У меня столько же. Это одиннадцать. Если мысложимся по две, будет четыре. За пятьсот помесячно мы сможем снять маленькуюконтору, еще пятьсот в месяц будут стоить телефон и удобства. Мы можемпонабрать кое-какой мебели, ничего, конечно, замысловатого. Примерно полгодабудем работать на общем капитале и посмотрим, что получится. Я буду суетитьсянасчет дел, ты будешь представительствовать в судах, прибыль поделим пополам. Ивсе поровну: издержки, плата за помещение, прибыль, работа, часы присутствия.

Я в подвешенном состоянии, но соображаюбыстро.

— А как насчет секретарши?

— Нам пока не потребуется, — быстро отвечаетон. Дек уже все давно обдумал. — По крайней мере сейчас. Мы оба можем отвечатьна телефонные звонки и, кроме того, использовать автоответчик. Я могу печататьна машинке. Ты тоже. Обойдемся. Вот когда заработаем деньжат, тогда найдем себекакую-нибудь девушку.

— А сколько будет стоить аренда?

— Меньше двух тысяч, и это все: аренднаяплата, телефон, удобства, канцелярские принадлежности, ксерокс и еще сотнядругих, более мелких вещей. Но мы будем экономить, чтобы делопроизводствообходилось как можно дешевле. Мы будем по одежке протягивать ножки и старатьсябольше заработать. Все очень просто. — Дек внимательно вглядывается в меня,потягивая чай со льдом, затем опять наклоняется ближе. — Послушай, Руди, я таксмотрю на это дело. Мы только что оставили на столе двадцать две тысячидолларов. Нам ведь полагается весь гонорар. Тогда мы покрыли бы все наширасходы за целый год. Давай организуем собственное «шоу» и будем оставлять вседенежки себе.

Существует этический запрет на то, чтобыадвокаты создавали совместное предприятие с неадвокатами. Я открываю было рот,но понимаю, что все это ни к чему. Дек уже продумал десяток обходных маневров.

— Арендная плата как будто небольшая, — говорюя, только чтобы не молчать, а также выяснить, как далеко он продвинулся на путипоисков подходящего места.

Он подмигивает и улыбается. Зубы сверкают.

— Я уже подыскал одно местечко. Это в старомздании на Мэдисон-авеню над антикварной лавкой. Четыре комнаты, туалет, издание расположено как раз на середине пути между городской тюрьмой и больницейСвятого Петра.

Замечательное местоположение! Любой адвокатможет о таком только мечтать.

— Но это опасная часть города, — замечаю я.

— А почему, как ты думаешь, там такая низкаяарендная плата?

— Помещение в хорошем состоянии?

— Все в порядке. Но надо будет все зановопокрасить.

— Ну, я теперь заправский маляр.

Нам приносят салат, и я набиваю рот зеленью.Дек ковыряется в тарелке вилкой, но ест мало. Слишком бурное течение мыслей недает ему сосредоточиться на еде.

— Я должен делать ноги, Руди. Я знаю, чтобудет, хотя не понимаю почему. Ты просто поверь, что Брюзер скоро здоровошлепнется. Ему изменила удача. — Дек замолкает и выковыривает из салата орех. —Если ты не захочешь уйти со мной, то сегодня я поговорю с Никласом.

Никлас единственный, кто остался после уходаТоксера и Риджа, и мне известно, что Дек его недолюбливает. Я также сильноподозреваю, что он не ошибается насчет Брюзера. Достаточно читать газеты дваждыв неделю, чтобы понять: у Брюзера очень серьезные неприятности. За последниенесколько лет Дек был самым верным его служащим, и факт, что он готов сбежать,меня просто ранит.

Мы молча и медленно едим, и каждый раздумываетнад тем, что предпринять в недалеком будущем. Четыре месяца назад сама идеязаниматься юриспруденцией в компании с кем-то вроде Дека была для меняневыносима, даже смехотворна, а сейчас я не в состоянии придумать убедительныйпредлог, чтобы отказаться от сотрудничества.

— Ты что, не хочешь, чтобы я стал твоимпартнером? — спрашивает он жалобно.

— Я просто все это обдумываю, Дек, дай мнехоть минуту. Ты меня просто ошеломил своей идеей.

— Извини, но действительно надо действоватьбыстро.

— Насколько точно ты знаешь положение?

— Достаточно, чтобы не сомневаться. И никакихвопросов больше не задавай.

— Дай мне несколько часов на раздумье.

— Ну что ж, это вполне справедливо. Завтра обамы идем в суд, так что давай встретимся пораньше. У Труди. В офисе мыпоговорить не сможем. Ты подумай ночью и завтра утром мне скажешь, что решил.

— Договорились.

— Сколько всего ты ведешь дел?

Я думал ровно секунду. У меня толстое делоБлейков, довольно тощее по проблеме мисс Берди и совершенно невыгодное окомпенсации травмы рабочему, которое Брюзер сбагрил мне на прошлой неделе.

— Три.

— Все их забери из офиса. Отнеси домой.

— Сейчас?

— Сейчас. Сегодня же после обеда. И всеостальное, что тебе может пригодиться, и сделай это поскорее. Но, смотри, непопадись, ладно?

— Разве кто-то за нами следит?

Он судорожно дергается и оглядывается, а затемосторожно кивает, дико вращая глазами за толстыми стеклами.

— Кто?

— Федеральные агенты, наверное. Контора поднаблюдением.

Случайное замечание Брюзера, что он, возможно,поручит мне вести часть обсуждения по делу Блейков, не дает мне уснуть почтивсю ночь. Не знаю, было ли это со стороны мудрого наставника только желаниемпопугать и заставить собраться с духом, но меня его замечание беспокоит больше,чем мысль начать совместное дело с Деком.