– Когда-то мне нравилось это место, – сказала Лилиан. – Обожала ходить через эту площадь.

– А сейчас эти дома кажутся вам зловещими?

– Я будто в римском Колизее, – сказала Лилиан. – Но все места на трибунах заняты правительством. А на арене – вся страна, брошенная львам.

– Я тоже часть правительства, – напомнил священник. – Если продолжать вашу аналогию, я, в лучшем случае, лев.

– Пусть хоть один лев будет на моей стороне, – Лилиан попыталась заглянуть священнику в глаза. – Вы ведь на моей стороне? Иначе зачем вы здесь? Разве что решили съесть меня живьем.

– Когда имеешь дело с хищниками, надо быть начеку. Тут самое главное – доверие.

– Я вам верю, – сказала Лилиан без колебаний. – И готова сделать все. Абсолютно все.

– Прежде чем давать такие обещания, надо знать, о чем вас могут попросить.

– Ради сына я готова на все. Что бы вы ни попросили.

– Идите домой, – сказал священник.

– И только?

– Напишите имя сына, ваш адрес, идите домой и ждите меня там.

Священник рассматривал фотографии на стенах квартиры Лилиан. Он снова нацепил на нос ее очки. Лилиан понравилось, что он указал на ее сходство с Пато, что-то бормотал про себя, вертя головой туда-сюда.

– Чудесная квартира, теплый семейный очаг.

– Ну, сейчас не такой уж теплый.

– Тепло не исчезает: ведь ваш сын скоро вернется, вот оно и сохраняется. – Священник улыбнулся. – Он вырос здесь? Вы купили эту квартиру давно?

– Надо было купить. Но мы арендуем ее вот уже двадцать лет.

– Арендуете? – удивился священник и снова повернулся к снимкам, указал на один. Пато, широко расставив ноги и растопырив руки, уперся в стены узкого коридора, где сейчас стоял священник. Пато только что не карабкался по стенам.

– Пошалить – это он любит, – сказала Лилиан и подвела священника к своему креслу. Подала ему чай, на тарелочку положила несколько кусочков колбасы и остатки Фридиных пирожков. Другой еды у нее не было, и Лилиан постаралась все разложить как можно красивее. Священник поерзал в кресле. Взял чашку, но пить чай не стал. Лилиан решила, что это хороший знак: если человеку не по себе, значит, он тебе сочувствует.

Священник выглянул в окно.

– Живи вы на пару этажей выше, вы бы видели Розовый дом.

– Самый центр города, – сказала Лилиан.

– Можно вопрос по еврейской части? Мне всегда это было интересно.

– Едва ли я крупный специалист, но попробовать можно.

– Почему вы живете здесь?

Интересно, что он имеет в виду – Аргентину? И обидевшись, она спросила:

– Где «здесь»? Не совсем вас поняла.

– В центре города, – уточнил он. – Я тоже не специалист по еврейскому вопросу, но вашу историю худо-бедно знаю. Мы живем в огромной стране, которая простирается до края земли, но чуть не все евреи живут в этом районе, прямо под боком у власти, у самого устья реки, в которую втекает вся страна.

– А почему бы и нет?

– Вот вы мне и объясните. Раз евреи не хотят ассимилироваться, раз они хотят избежать порока и соблазна, раз ваш народ выковался, бродя сорок лет по пустыне, почему бы вам не уйти немного подальше? Почему евреи Буэнос-Айреса сгрузили свои пожитки там, где высадились с корабля на берег, и там и обосновались? Почему не присоединились к вашим родственникам гаучо на севере? Там строится замечательный Иерусалим, бесподобный и безопасный Иерусалим в Аргентине, евреи вполне могли бы там процветать. Какой смысл оставаться здесь, если вы и так притягиваете к себе все беды?

– Вы же так не думаете? – спросила Лилиан.

– Именно так и думаю. Сколько раз вы были на грани уничтожения, казалось бы, поищи место, где не будешь привлекать внимания, но вы всегда поступаете ровно наоборот.

– Вы считаете, что из-за нашего здесь присутствия обитателям Розового дома нечем дышать? Что генералы багровеют от натуги, хватая воздух, потому что весь воздух втягивает в себя наш гигантский еврейский нос?

– Я спросил, потому что мне это интересно. Вы активны и в политике, и в газетах. В центре города, в центре событий – вы тут как тут. Человеку со стороны непонятна эта еврейская страсть – почему вы, следуя за компасом, точно голуби, устремляетесь в самый центр событий?

– Разве муха виновата в том, что лягушка ее проглотила?

– Вас так и тянет в центр событий, и никто, кроме вас, в этом не виноват.

– Если кому-то охота играть с огнем, это его дело. Верните мне сына, и я завтра уеду в горы. Отвезу его прямиком в Жужуй.

– Ладно, – сказал священник. – Поговорим о Пато. Хочу предупредить: возможно, все мои попытки ни к чему не приведут. Среди тех, кто способен вам помочь, хорошие люди есть, но их не так много. Кто-то жаждет денег не меньше, чем вы жаждете вернуть сына. Представляете, на что они могут пойти?

– И с ними придется иметь дело?

– Придется, за деньги. Все до последнего песо пойдет на взятки. С этого момента начинаются грязные делишки.

– Понимаю.

– И еще. Мы сделаем все, чтобы помочь вам, но мне и самому есть о чем беспокоиться. Если мы за это беремся, нас не должны видеть вместе. Значит, никаких контактов со мной, и Министерство, где я работаю, вы обходите стороной.

– Разве я не могу зайти в Министерство по особым делам?

– Вы первая, кого такая перспектива не радует. Тем не менее это так. Если хотите, чтобы я вам помог, держитесь от Министерства подальше, так будет лучше для всех. На этом этапе, даже если я что-то и узнаю, информации будет немного. Если деньги попадут туда, куда нужно, возможно, удастся узнать, где ваш сын, как его содержат, – но не более того.

Лилиан открыла рот. Она едва сдержалась, чтобы не закричать. Подошла к священнику, обхватила его лицо руками и сжала так, как сжимала лицо Кадиша в ночь, когда забрали Пато. Наклонилась и так же пылко – но теперь ее переполняли счастье и радость – поцеловала священника в обе щеки.

– Сколько? – спросила Лилиан, отстранившись.

– Всегда много, и так будет на каждом этапе.

– Сколько угодно, я заплачу любую цену.

– А вот так говорить не надо, – сказал священник. – Они сами назовут сумму. И переговоры могут оказаться долгими. – Он сделал паузу. – И надо не тешить себя надеждами, а выяснить, где Пато находится, жив ли он вообще.

– На каждом этапе, – повторила Лилиан. – Сколько их будет? На каждом – снова надеяться?

– Давайте решим первую задачу, – сказал священник, помахивая руками – он старался ее успокоить.

Лилиан знала, сколько денег в доме, до последнего песо, и понимала: этого, скорее всего, не хватит. Она взялась за сбор средств. В спальне хранился чулок с купюрами, в кухне – жестянка под раковиной. В гостиной она вытащила одну из книг Пато, встряхнула ее – и банкноты, вложенные между страниц, полетели на пол. Наконец она подошла к резной полочке, забрала оттуда золото Кадиша. Золото священник сразу положил в свою куртку. Потом они сели рядом на диван и пересчитали деньги.