Толкнув дверь, она окунулась в ватную покалывающую темноту.

Левая рука нащупала холодную шершавую стену. Маша сделала шаг вперед, еще один. Лестница началась внезапно, и она чуть не упала. Сердце затрепыхалось, она вспомнила про фонарик. Вытащила его из камрана и принялась нажимать на ручку. Внутри устройства что-то закрутилось, зажужжало, лампочка словно нехотя загорелась тусклым точечным огоньком. Маша принялась выжимать эспандер фонарика. Свет стал ярче, и она двинулась вниз.

Спуск в подвал показался невероятно длинным. И хотя она прошла всего две лестницы, спина взмокла, на лбу выступили капли пота, а руки слегка дрожали.

Внизу пахло сыростью, плесенью, кошатиной и теплоцентралью. Она увидела толстые трубы, укутанные стекловатой. На одной из них сидел огромный черный кот и смотрел прямо на нее. Глаза его блестели злыми зелеными огоньками.

— К-с, к-с-к-с… — несмело позвала Маша, надеясь, что такое обращение расположит кота и он в случае чего не бросится на нее и не вонзит острые когти в спину.

Кот не отозвался и продолжал сидеть на трубе как изваяние.

Маша свернула налево, пошла вдоль стены, у которой высилась гора гниющего тряпья, осколков бетона, сломанных деревянных ящиков и прочего хлама. Она и понятия не имела, что здесь… такое творится.

Взгляд уткнулся в черную надпись на стене «Оставь надежду, всяк сюда входящий» и ей стало не по себе. Ноги задрожали и какое-то мгновение в ней боролись две противоборствующие мысли — продолжить идти вглубь, или броситься назад к выходу.

С трудом пересилив себя, она двинулась дальше. Кисть, выжимающая ручку фонаря, устала и Маша взяла его другой рукой.

Вдоль стены располагались двери подвальных помещений. По потолку струились толстые черные провода и кое-где торчали лампочки. Почти все двери, потолок и стены были увиты черно-серой дрожащей паутиной. Тонкие невидимые нити касались ее лица, и каждый раз она вздрагивала, с трудом подавляя желание закричать что есть силы.

— Три… четыре… — пятая квартира отсутствовала. Ей нужна была девятая.

Маша остановилась на перекрестке. Слева было просторное углубление, из которого коридор куда-то снова загибался. Направив тусклый луч прямо, она увидела тупик — кирпичную стену, рядом с которой стояла старая покосившаяся детская коляска, на которой восседала грязная кукла в алом в белый горошек сарафане. Кукла была без волос и немигающим взглядом смотрела на Машу.

Чертыхнувшись, она повернула направо. Мертвое лицо еще несколько секунд чудилось ей в темноте.

— Пять… шесть…

Наконец, миновав изгиб коридора, она оказалась перед дверью с цифрой «9».

Маша оглянулась, вздохнула, собираясь с силами, и сунула ключ в замочную скважину.

В конце концов, она взрослая женщина, работник прачечного комбината. Чего ей бояться в подвале старого дома?

Дверь поддалась с трудом, будто бы ее не открывали лет двадцать. С потолка посыпался песок. Со скрежетом отворив ее пошире, она отошла на шаг, — если в подвале были крысы, то сейчас самое время им выскочить, — подумала Маша.

Она направила луч внутрь небольшого помещения. Оттуда пахнуло канифолью, сургучом, чем-то еще химическим и когда дрожащая рука немного успокоилась, луч замер на верстаке. В его центре стоял магнитофон «Комета-209». Тот самый, Лешкин. Ее мужа.

Маша уставилась на него, не веря своим глазам. До настоящего момента она считала рассказ Грома выдумкой, фантазией, вызванной, вероятно, исчезновением дочери. Переволновался человек и начал говорить несуразные вещи. С кем не бывает…

Но магнитофон был здесь. А значит, и все остальное…

Она медленно вошла внутрь — помещение около двух с половиной метров в длину и метра полтора в ширину — обычный подвал, каким она его себе и представляла. Только внутренности и обстановка никак не соответствовали тому, что она ожидала. Здесь не было деревянных полок с многочисленными соленьями и компотами, в углу не стоял мешок картошки и ящик лука, под ногами не валялся хлам, который не помещался на балконе.

Справа она увидела топчан на ножках, на котором можно было даже вздремнуть. Над ним — приличного размера карта Москвы, с торчащими из нее булавками с бирками. Слева — верстак, окруженный невероятным количеством инструментов, баночек, склянок, проволоки, линеек, паяльников и всего того, что обычно можно увидеть в гаражах заядлых автолюбителей или мастерских по ремонту сложной бытовой техники.

Над всем этим нависала полка с впечатляющей подборкой журналов. Она посмотрела на обложку одного — это был журнал «Радио». Наверное, здесь собралась подшивка за несколько десятков лет, — решила она.

Маша смахнула рукой с топчана невидимую пыль и осторожно присела, не сводя глаз с магнитофона.

— Это, конечно, все ерунда, — сказала она вполголоса. — Просто какая-то чушь. Быть такого не может.

— Тогда что ты тут делаешь? — прозвучал в голове голос.

Она пожала плечами.

— Нужно хоть что-то делать.

— Нажми кнопку «ВКЛ», ты знаешь, где она находится.

Подумав, Маша протянула руку и надавила черную кнопку.

— Молодец. Теперь проверь, чтобы микрофон… кстати, ты видишь его?

— Да.

— Молодец. Посмотри, чтобы он был включен в разъем.

Она приподнялась с кушетки и проверила разъем. Все как сказал Гром.

— Есть.

— Слева от тебя на стене свет. Включи его, у тебя, наверное, уже рука отнимается крутить этот фонарик.

— Откуда вы…

— Включи свет. Только дверь не забудь прикрыть.

Маша повиновалась. Кисть руки уже и правда отваливалась. Она снова привстала, посветила на стену, увидела черный выключатель и нажала на него пальцем. Загорелся тусклый свет.

— Теперь — кнопка «ЗАПИСЬ». Ты помнишь, что говорить?

— Да… — ответила она шепотом.

— Я в тебя верю. Не подведи.

— Я не подведу.

Она пододвинула микрофон поближе, еще раз проверила дверь, прислушалась к тишине, которую нарушал лишь мерный стук капель где-то в глубине подвала, протянула руку к панели управления магнитофоном и нажала кнопку «Запись».

Белов посмотрел директрисе прямо в глаза.

— Вы не должны бояться. Он вам ничего не сделает. Я обещаю.

— Нужно… в милицию… — растерянно сказала Наина Иосифовна.

— Вы забыли, я и есть милиция.

Словно очнувшись, женщина кивнула.

— Мы поймаем такси, и вы поедете домой. Примете валерьянки и ляжете спать. Утро вечера мудренее. Договорились?

— Да.

— Отлично. А завтра я с вами свяжусь и расскажу, как идет расследование. Возможно, уже утром ребята будут дома и все решится лучшим образом.

— Вы в это верите?

Он в это не верил, но, разумеется, кивнул.

— Так и будет.

— Хорошо. Тогда я спокойна. Я почему-то вам верю.