однако, можно, сколь душе угодно", – строго сказала я себе (а на экране монитора давно извивались разноцветные змеи, скринсейвер, он же вставка для размышлений). – "Но если бы я точно не знала, что мы с Аллой никого не убивали и не прятали в снег, то сама приписала бы злодеяние загадочной составной женщине. Тем не менее кто-то убил и закопал! Вот только этого, пожалуй, я не знаю! Классический вопрос: кто убил? И кого? Вернее, скольких?"

В подрубрике "Не знаю" остался лишь один пункт. Файл "Загадка фотографии", мучивший меня долго, упорно и почти безрезультатно, вчера вечером полностью разъяснился. С первого взгляда на фотографическое чаепитие десятилетней давности я не переставала задавать себе вопрос: каким образом эта картинка может служить уликой и предметом шантажа? Что же в ней такого уличающего? Многолетнее знакомство инженера Костина с лицами, запечатленными там, вовсе не доказывало, что одно из них совершило дерзкое ограбление конторы. Даже если бы Костин заявил, что в одном из нападавших он узнал, условно скажем, Брагина, то заявление не имело бы сокрушительной силы – мало ли что ему показалось. И даже следственный эксперимент: одеть Брагина или Истомина в похожие костюмы и маски, показать их охраннику и Алле – никого бы особенно не вдохновил. Будь подозреваемые частными лицами или честными мафиози… Отнюдь не гарантировано, что дело дошло бы до суда или не обернулось бы против самого Костина, в наше время всё возможно.

Однако, дело менялось, как по волшебству, если бы узналось, кто именно подозревается в теракте против бензиновой империи, кто поднял руку на казенные горючие материалы, кто вымогал деньги из государства и грозился в противном случае сжечь Москву! В таком случае новое политическое движение "Экспресс" и те, кто к нему причастен, оказывались замешанными в безобразный скандал с уклоном в политический бандитизм. Уж очень походил бы тогда Игорь Брагин на известного всем кавказского боевика, добывавшего средства для партии примерно такими способами, на молодого Кобу Джугашвили, впоследствие ставшего отцом народов под псевдонимом И.Сталин. В любом случае подобная реклама на пользу "Экспрессу" не пошла бы никак. Без существенной разницы, смог бы инженер доказать обвинение либо нет! Старое фото было отличным козырем в игре против "Экспресса" – инженер Костин всегда мог заявить, что не ошибается, поскольку знает указанных лиц с нежных юношеских лет, когда они все вместе ухаживали за Наташей (ныне Ржеутской).

Представляю себе, как снисходительно улыбался Павел Петрович, заполучивши эту фотку и выслушав инженера Костина. "Экспресс" оказался у него в руках, он мог мило пожурить, напрочь от них отмежеваться и при желании съесть с кашей. Или сконсолидироваться, чтобы держать на привязи, если увидел бы в том политический резон. Но пока Паша думал, как поступить с провинившейся организацией, её кто-то прихлопнул, загадочно и страшно. Однако самого Павла Петровича я подозревала не более, чем мифическую ведьму, состоящую из нас с Аллочкой. Какую бы пользу Паша ни намеревался извлечь из живого "Экспресса", какие планы ни лелеял, но было понятно, что скандал вкупе с убийством ему ничего кроме вреда не принесёт. А добрый наш покровитель и ученый меценат принимал в расчет только рациональные категории, более никаких.

"Интересно, почему я так уверена, что ограбление нефтяного предприятия совершил конкретно Игорь Брагин?", – мысли перескочили вместе с экранной картинкой, я неточно поменяла радужную змейку, вышла на текст "Трона Земли" и стала от него избавляться. – "Насколько я помню, специального разговора не было, но как я увидела его в действии на Чистых прудах, у меня не осталось сомнений. Возможно, что это ошибка."

Исторические хроники гласят, что полководец и в дальнейшем император Гай Юлий Цезарь мог делать два дела одновременно, а у меня получалось плохо, в отличие от императора. Задумавшись об Игоре Брагине, я рассредоточилась и нажимала клавиши на киборде и "мышке" машинально, вернее думала, что автоматически, а на самом деле, как попало. В результате обнаружила на экране вовсе не Аллочкин текст, а многоцветную картинку.

"Вот те раз!", – подумала я и кинула невольный взгляд на чудеса техники. – "Неужели Алла иллюстрации рисовала? Нет числа ее талантам. Или дети учились рисовать "мышью"?" На лилово-голубом фоне простер крылья странный силуэт – не то птицы, не то воздушного змея, нежно-серый, с радужными краями. А внизу, почти задевая крылья, проявилась надпись красным шрифтом: "Ваша машина рисовать не умеет и никогда не научится! Это всё равно, как нюхать цветы в противогазе." Под сомнительным калабуром красовалась подпись тем же шрифтом, только на размер больше – М.Званский.

Ознакомившись с картинкой и текстом, я долго сидела неподвижно, выкинув из головы детективные домыслы и построения. Да, нечего сказать, Шерлок Холмс с патером Брауном из меня получились – дальше ехать некуда! Насколько мне были известны сплетни из соседней области, то М.Званский – это скандально, даже одиозно известный живописец, бесспорно талантливый, именуемый "Российским Гогеном", но поминаемый более за невозможный характер, чем за яркое дарование. Последнее, что держалось в памяти, оказалось шумным скандалом на выставке, когда художник Званский сорвал со стен свои полотна и обозвал присутствующих засранцами.

И если баловался знаменитый М.Званский у Аллы за компьютером и остался недоволен, то никакого другого объяснения не придумаешь! То-то Валька смеялся до слёз и советовал узнать фамилию инкуба Миши. Сколько мелких деталей и явных намеков встало на место, даже вспоминать стыдно. Представляю, какой идиоткой я выглядела! Но зачем Миша так тщательно хранил инкогнито, рассказывал о работе таксистом и санитаром, но ни разу, никогда… Наверное, прав был Валька, когда попрекал меня прошедшим снобизмом. Миша хотел, чтобы я ценила не славу художника, хотя бы и скандальную, не творческие успехи, а его лично, без всяких регалий. Знаменитого художника всякая приветит, а вот странного оборванца… Однако, как быть дальше, я понятия не имела, лишь определение: "засранцы, засранцы, засранцы" вертелось в голове. Наверное, все мы поголовно.

Поизучавши всласть компьютерный набросок художника Званского, я отрешенно отключилась и не стала продолжать мозгового штурма наедине с машиной. Сюрпризов для меня оказалось достаточно, а детектив с погонями и трупами под снегом просто вылетел из головы, как не бывший вовсе. Ну, хорошо, мало ли кому я представлялась ведьмой-змеей, быстрой и безжалостной, но как же, черт побери, меня видел Миша, в каком свете? Если стеснялся признаться, что он художник, а не санитар! Безумный калейдоскоп меня начал раздражать, слишком много точек зрения, и отовсюду один и тот же пейзаж выглядит совершенно по-разному. Одни разночтения!

Да, я тотчас вспомнила, что перед самым уходом не далее,