Аеста тихо всхлипнула, и я закрыл глаза, ощущая ещё больший гнев и ненависть к отцу. Как он посмел… что сказал Ничтожным? Вновь задарил их дарами? Заставил забыть о том, что у них есть дочь? Наверняка так и есть.

Но я не забуду.

Невдалеке послышался кашель сторожа, и я нехотя разжал руки, стерев с щёк Аесты слёзы.

— Хотел бы я на прощанье тебя поцеловать, но прутья мешают, — признался я. — Впрочем, надеюсь, это тоже будет считаться.

Взяв её за руку, я поцеловал в костяшки пальцев, словно тем самым стараясь прогнать холод с кожи.

— Считается, — слабо улыбнулась та, проведя ладонью по моей щеке. — Не делай глупостей. Если я им и вправду так нужна, то вряд ли они причинят мне вред.

— Я постараюсь, но не обещаю, — кивнул я, вновь оставив более долгий поцелуй на тыльной стороне её ладошки. — До встречи, моя черноглазая ведьма.

— До встречи, мой Повелитель, — прошептала она, и её глаза заблестели от слёз.

Как же я хотел вновь поцеловать её в губы и успокоить, обнять и прижать к себе. Но вместо этого я поднялся на ноги, поклонившись на прощанье и зашагав следом за сторожем. Он обратно вывел меня к лестнице, проворчав что — то под нос про «несуразную любовь» и закрыв за мной дверь.

Я медленно поднимался наверх, чувствуя себя пустой оболочкой. Душа осталась внизу, в камере с Аестой, и пыталась хоть как — то согреть её. Она окутывала девушку так же, как порой сознание Оюна — меня. Бережно и очень осторожно, словно боясь повредить своей бестелесной сущностью живое тело.

Глаза ослепило солнце, и застыв на последней ступени, я сморгнул проступившие слёзы. Стерев их с щёк, я взглянул на влажные пальцы. В последний раз я плакал, когда обнаружил, что Рассвет существует. Тогда я обрёл надежду, а сейчас почти что лишился её.

Как это, однако, глупо. Просить у судьбы вернуть всё обратно, как было по — старому, а потом понимать, что по — старому намного хуже. Там не было одной девушки с красными волосами и чёрными глазами, которая отказывала мне и давала пощёчины. Там не было её таинственных чар и драконов. Там были только женщины, чьи имена я почти и не помнил.

Я так и не дошёл до своей комнаты, сев на ступень одной из лестниц и подперев голову руками.

Что теперь? Что мне делать? Смириться? Вот это вряд ли. Но и идти к Отцам сразу двух кланов я не могу.

— Ты сейчас из себя представляешь крайне жалкое зрелище, — раздался раздражённый голос над головой. Я даже отвлёкся от мыслей, подняв глаза и приподняв брови. — Никогда тебя таким не видела.

Иона наклонила голову, и короткие светлые пряди посыпались ей на лоб. Тут же сдув их, она присела рядом со мной, сплетя пальцы и положив на моё плечо голову.

— Как она там?

— Хуже некуда, — хмуро признался я, обняв себя за плечи и ссутулившись. — Скоро её вместе с драконами переправят на земли Клинохвостых…

— Я видела этих драконов. Они… совсем другие. Неужели порченные могут вырастать до таких размеров?

— Это Древние, — со вздохом ответил я, и Иона тут же выпрямилась. — Аеста пробудила двух Древних. Поэтому Клинохвостые ей так заинтересовались — они и сами пытались до этого.

— И почему я всё время узнаю всё последней?! — возмутилась она, нахмурившись так, что на лбу залегла складка. — То есть, у Аесты есть два Древних, которые могут дышать огнём? Так почему она сразу весь Дом не разнесла?!

Я покосился на девушку.

— Ты издеваешься?

— Кто знает… так что теперь думаешь? Оставишь её гнить в темнице Клинохвостых?

— Не думаешь, что пока нам не чем ей помочь? — сухо поинтересовался я, зарывшись пальцами в волосы. — Я хочу ей помочь, желаю это больше всего, но сейчас вынужден опустить руки. Если я и вытащу Аесту из тюрьмы, останутся два Древних. А пока у них завязаны пасти, спалить они никого не смогут.

— Предлагаешь пока не вмешиваться? — догадалась Иона.

— Только на первое время. А потом я заберу Аесту, даже если ради этого придётся идти по крови.

— Неужели она стала тебе так дорога, что ты готов ради неё убивать?

Я поднялся на ноги, смерив Иону прожигающим взглядом и чуть ли не прорычав:

— Она моя ведьма. И только я смею причинять ей боль. Если Клинохвостые ударят её или будут пытать, я им сердца вырву и наизнанку выверну. И плевать я хотел на разрушенное Соглашение. Аеста останется со мной.