и, вообще, зажить совсем другой жизнью. Такой граматей, пожалуй, легко мог бы прокормить не только своих родителей, но и сестру с братом. Да и их семьи то же….

— Переезд.

Венцелю было понятно, что нужно менять место. Ибо то, которое он сейчас занимал уже мало что могло дать ему информационном плане. Он выкачал его до дна. И, если он желал еще прогресса, то, следовало двигаться дальше.

Однако, оставалась одна проблема: как? Теоретически Венцель видел два пути: быстрый и рискованный и медленный, но то же с непонятным исходом.

В первом случае он предполагал уйти из дома и отправится странствовать по стране. Плюсами этого подхода были скорость, с которой он мог бы в этом случае собирать информацию, и большой территориальный охват. Минусами числились большой риск для жизни «зонда» и невозможность изучить материальные носители информации, которые, без сомнения, хранила у себя церковь. Ну, в конце-концов, нельзя же печатать только святые книги? Должна же у них быть еще какая то литература. Ну и еще один «минусик» — невозможность последующего возвращения Лэга в семью. Точнее невозможность обеспечить его безопасное возвращение. Ведь, если где то будет бродить излишне привлекающий к себе внимание двойник деревенского дурачка это, в определенный момент, может повредить и самому дурачку.

Второй подход заключался в том, что бы «выучиться» и сделать карьеру. Почему «выучиться» в кавычках? — Все просто: в местной школе Венцеля вряд ли смогут чему научить. Но вот сама процедура обучения ему была очень нужна для легализации своих знаний. В плюсах такой подход числил относительную безопасность, доступ к материальным носителям информации, пусть хоть и к бухгалтерским книгам. Умный человек из гросбуха может извлечь столько информации, что иному писателю на сборник трудов всей жизни хватит. Ну и возвращения Лэга в семью в этом случае оставалось вполне реальным. Из минусов числились скорость — когда еще карьеру сделаешь? Да и риски есть определенные и препоны. Все ж общество сословное, отчасти — кастовое. В таком из грязи в князи прыгать тяжело. Ограниченность. Тут все понятно. Он опять окажется привязанным к месту. А это очень усложняет выполнение его задачи: Доподлинного выяснения истории этого мира за последние две тысячи лет.

В общем, поразмышляв немного, Венцель выбрал рискованный путь странствий. Приняв такое решение он начал готовить почву для своего ухода. Заговаривал с отцом на тему «как живут люди в разных концах острова». Просил мать рассказать про дальние земли, ведь ее отец был купцом и, поэтому, объездил, наверное, весь остров. И все время вздыхал о том, что вот бы и ему так… А еще он постарался несколько раз обмолвится за семейным ужином о том, что то же хочет, подобно деду по материнской линии, обойти все известные земли. Проведя подобную подготовку, однажды ранним утром в конце сезона дождей Венцель вывел «зонда» из дома и направил его к своей тайной базе. По пути он разминулся с командой исполнительных механизмов, транспортировавших назад тело реального Лэга, дабы вернуть его в лоно родной семьи. Путешествие предстояло долгое, поэтому нужно было прихватить кое-какие вещи. Деньги и медикаменты. Так начался его вояж по Благословенному Острову.

Не мудрствуя лукаво, Венцель назвался странствующим философом. Так в шутку называли себя бродяги, которых он изредка встречал, развозя продукцию отца по окрестным деревням. От них то он и узнал основные правила перемещения по острову. Их было не много. И, были они таковы:

Не богохульствуй.

Не воруй.

А в остальном — делай что хочешь. Хочешь песни пой на площадях пропитания ради, хочешь черной работой занимайся куска хлеба для. А ежели ты чему доброму обучен — так и вообще жить тебе проще. На Благословенном Острове встречались даже бродячие кузнецы, возившие за собой рикшу с горном и инструментом и обслуживавшие, таким образом, население глухих деревень. А уж всякие там доктора, травники, художники — так это вообще явление было довольно обычное, хоть и не сильно часто встречающееся.

Вот Лэг, а точнее Венцель и стал одним из таких странников. По началу он вообще не собирался заниматься каким либо ремеслом, а все больше шатался по кабакам, подсаживаясь к захмелевшим посетителям и просто беседуя с ними о всякой всячине. Благо с деньгами проблем не было. На базе хватало инструментов и драгметаллов что бы с легкостью подделывать местные монеты. Да так, что самый искусный мастер-чеканщик монетного двора не отличил бы подделку от оригинала. Но вскоре, Венцель заметил, что подобным поведением, а так же своими расспросами он вызывает слишком много подозрений у местных властей и священников. Поэтому он стал врачом. С его уровнем знаний по медицине это было не сложно. И, самое интересное, это стало приносить ему информационные дивиденды. Во первых, оказалось, что у смертного порога и с врачом люди более откровенны, нежели за кружкой хмельного. Во вторых, появилась возможность собрать уникальные данные о мутациях, происходивших на протяжении почти двух тысяч лет в местной популяции людей. Ну и в третьих, после нескольких счастливых излечений, он стал зарабатывать авторитет. Была и обратная сторона медали. Ведь как просто не замечать чужие боль и страдания в сухих колонках статистических данных. Одним человеком больше, одним меньше… Плюс единичка, минус единичка… Все просто. А вот так, сталкиваясь лицом к лицу… Попробуй их не замечать. Не выйдет. Вот Венцель и замечал. И переживал страдания каждого из своих пациентов. Постепенно они становились для него вовсе не чужими людьми. Проведя год в скитаниях по Благословенному острову он постепенно стал отождествлять себя с островитянами. Их проблемы стали его проблемами. Поднял Чистейший Патриарх налоги на пшеницу — беда. Понятно, что он, патриарх, печется о судьбах острова и, дабы содержать его в чистоте увеличивает храмовую стражу. Ну а простому крестьянину с того ни холодно ни жарко. А вот когда вместо десятой части урожая седьмую надо отдавать — тут уже и задумаешься. Да мало ли бед у простого народа. От неурожая до падежа скота. От болезней и потерь близких до ссоры с соседом, заплатившим судье за выгодный для него приговор. Все это теперь проходило через Венцеля, оставляя в его душе мелкие, едва ощутимые зарубки.

Но все это было приемлемой платой за ту информацию, которую он получал. А получал он ее все больше, по мере того как рос его авторитет как