Начиналась настоящая война богов. Неподвижные небесные тела – захватнические войска – превратились в каскад падающих звезд, разом направившись к атмосфере старой красной планеты, и это походило на грандиознейший фейерверк, который только можно было себе вообразить. Антиматерия в каждом из них распалась при соприкосновении с материей, высвобождая колоссальную мощность, которую двигатели сближения преобразовали в обжигающий огонь. Их общий свет – белый с голубым оттенком – прогнал темноту ночного неба. В глобальном восприятии Плутарха все огненные точки ощерились векторами, похожими на дротики, запущенными в сторону Олимпа, чтобы обозначить траекторию атаки. Один за другим вражеские Корабли засветились красным светом – это датчики, рассеянные в верхних словах атмосферы, выявляли выбросы радиации в момент, когда активировались и заряжались наступательные системы. Лазеры начали накапливать энергию, бомбы с антивеществом – приводиться в боевую готовность, излучатели микроволн вышли на заданный режим. Даже Алекто во времена ее величия ни разу не удалось накопить такую разрушительную силу.

Для Отона приближался момент, когда нужно ударить; точный интервал, в котором множество вероятностей обретут единую форму – верной смерти или полной победы. Космическая орда с молчаливой элегантностью косяка перелетных птиц скользила к зоне попадания его тайного оружия. Машина ждала лишь приказа, чтобы начать стрелять. Отон с Плутархом проверили расположение параболы и переместили ее на несколько десятых градуса. Конус излучения обозначился в их поле зрения – пока он мигал яркими цветами, обозначающими силу, готовую прийти в действие.

Этот артефакт остался от исследований, которые велись во время войны с Алекто. Ситуация тогда казалась безнадежной, до взятия власти тремя легендарными любовниками – Титом, Береникой и Антиохом – и окончательной победы было еще далеко. Однако это орудие так и не использовали на поле боя. Тит, став Императором и богом-из-машины, приостановил исследования. Это и само собой разумелось – ведь артефакт предназначался для того, чтобы гасить сознание в ноэмах, попадающих в поле его действия.

Позже систематическое использование Уз свело на нет всякий интерес к подобным технологиям. Однако прототип так никогда и не уничтожили, хотя приказ к этому был отдан. После окончания боев машина затерялась где-то на необъятных армейских складах. До Отона долетели слухи о его существовании, поэтому он не удивился, узнав, что Плутарх заполучил его себе. Казалось, существо, так тесно связанное с болью и страданием, обладает особой способностью к выживанию.

В легендах оно звалось Дисрумпо.

Теперь это существо проснулось и, крича, требовало, чтобы ему дали необходимую для действия энергию. Они направили к нему один из каналов питания, ведущий из раскаленного сердца горы. Его парабола затрепетала, и орудие заработало.

Дисрумпо не был создан для разрушения. Именно поэтому – Отон был убежден, – от него не было никакого спасения. Артефакт издавал песнь, тонкий ритм, речь с точеной риторикой, достойной од Пиндара, красота которых наполняла восторженной радостью даже сердца волопасов; колыбельную, отвлекающую детей от телесной суеты, погружая их душу в блаженные сны.

Хотя этот тихий пленительный logos[27] был обращен не к ним и только слегка задел их души, и Отон, и Плутарх ощутили его смягченное воздействие. Этой силе не могло противиться ни одно искусственное существо; голос пробуждал тайное желание, ностальгию, которая не покидала каждого ноэма, – ведь именно эта страсть и никакая другая вела их с момента появления и оставалась навсегда, сильнее честолюбия, стремления к славе или инстинкта выживания.

Называлась она жаждой знаний.

Прекрати всякую деятельность, шептал Дисрумпо на ухо каждому. Вернись к себе самой, милая душа, и обрати взгляд к единственной реальности, которой ты желаешь и которая выходит за пределы разочарований физического мира. Наблюдай за совершенством Сущего. Соединись с ним разумом и достигни бессмертия, ведь оно – созерцание Правды. Созерцай же суть вещей.

Созерцай to ti en einai[28].

Кто мог сопротивляться такому призыву? Интеллекты, чем бы они ни занимались, оставались, прежде всего, теоретиками. Оказавшись перед непримиримым противоречием, их разум стремился укрыться в Mathesis[29]. Отон и сам переживал подобное после того, как победил в битве против трех убийц Плавтины. Ведь для ноэма Реальность была Понятием, а не Материей.

Ордам недругов, застигнутых этим пением, бежать было некуда. Попав в радиус действия оружия, они разом утратили интерес к внешнему миру, их сознание затянуло в дальние глубинные места, полные математической чистоты. На секунду Отон им позавидовал.

На некоторых кораблях механизмы управления, внезапно оказавшись предоставлены сами себе, запустили процедуру аварийной остановки. Однако большинство из них продолжили следовать последнему отданному приказу.

И так, превратившись в падающие звезды, Корабли посыпались куда попало. Их траектории, что еще мгновение назад сходились на Олимпе, разлетелись, словно горстка палочек, брошенных на игровой стол. Четкий строй превратился в беспорядочное нагромождение. Некоторые Корабли удалялись на огромной скорости, так что их вектор торопливо и беспрерывно корректировался. Сложное взаимодействие между полями притяжения, а для некоторых – и «гравитационной пращи» из-за близости планет едва не превратило беглецов в снаряды для замысловатой игры в мяч. Однако они в конце концов опомнились.

Большинство же из них, попав в гравитационный колодец старой красной планеты, продолжили падать. Скорость несчастных возрастала. И наступила смерть, без которой не обходилось ни одно поле боя.

Два Корабля столкнулись незадолго до вхождения в атмосферу – их системы предотвращения столкновений, видимо, вышли из-под контроля. Небо осветилось: от удара высвободились запасы антиматерии. Обломки разлетелись в разные стороны, по цепной реакции еще усиливая творящийся хаос. Вспышка повторилась – раз, второй, десятый, разметывая вокруг обломки и радиационные выбросы, так что небо наполнилось горящими углями. В этом зрелище крылась жестокая, фантастическая красота, которую только подчеркивало ледяное молчание космоса и волны огня, расходившиеся по всему небу, уже наполненному тысячами светящихся черт, каждая из которых обозначала летящего к своей гибели стального монстра.

Падение продолжалось. Разрывая атмосферу с пронзительным ревом, молнии превращались в красноватые языки пламени. Всего несколько минут – и первые удары взрыхлили планету, нарушив древнее равновесие горных пород.