пойду с кем ни – будь ещё! – её голос стал грустным.

Вкрадчиво звякнула связь с дежуркой.

– Подожди секунду. – Он перехватил трубку в другую руку и снял вторую. – Да?

– Антон, ты? – дежурный Ахметзянов что-то жевал.

– Да! Говори уже….

– К тебе гость, на вид лет четырнадцать, зовут Степан.

– Пусть заходит? Бутерброд с сыром или с колбасой?

– Комбинированный: и с колбасой, и с сыром! – весело признался Ахметзянов.

– Везёт.

Шелестов снова перехватил первую трубку, вторую бросил на аппарат.

– Алле, Оксана, извини дорогая, звонили.

– Ладно, раз ты так занят. Я пойду.

Он ненавидел, когда она говорила таким грустным голосом.

– Оксана, я в субботу и воскресенье выходной. В пятницу, вечером, буду у тебя.

– Позвони, будешь выезжать! Мне надо с тобой серьёзно переговорить. Всё, до встречи.

Гудки отбоя…

Антон глубоко вздохнул и выдохнул, закрыв глаза.

В дверь кабинета осторожно постучали.

– Степан, заходи! – крикнул Антон.

В открывшуюся дверь осторожно шагнул худой парень в новом джинсовом костюме. На его шее висел дорогой японский фотоаппарат «Nikon».

– Привет, Степан! – Шелестов протянул руку для приветствия.

– Здравия желаю, Антон Генрихович, пожимая протянутую сыщиком руку, ответил пацан.

– Я смотрю, ты разбогател?

– Есть немного.

– А на чём? – равнодушно спросил Шелестов, думая о мерзавце Байрамове.

Степан сел на диван, закинув ногу на ногу, показывая новые носки и хорошего качества ботинки на толстой подошве.

– Да, с пацанами продали у «Берёзки» чеки «Внешпосылторга».

– Чтоооо?

…Через пять минут, в кабинете у Русикова, парень, размазывая слёзы по щекам и захлёбываясь от плача, путано рассказывал собравшимся операм, про чёрный дипломат с непонятными деньгами в пачках, с которыми пацаны сразу и не сообразили, что с ними делать…

– Владимир Николаевич! – обратился Антон к своему начальнику. – Здесь всё ясно, земля не моя, я пойду к себе, у меня есть чем заниматься.

– Да, иди, но ты всё равно молодец!

– Вы только с моим парнем, полегче, он мне помогает иногда!

– Да я знаю, знаю! – усмехнулся Русиков, – не бойся, всё будет хорошо. Не обидим!

Шелестов вернулся к себе в кабинет.

Минут через двадцать, по коридору отделения, в направление выхода, промчалась срочно сформированная группа по материалу Дагаева.

– Дурдом! – удовлетворённо произнёс себе под нос Антон. Потом вскочил и кинулся в дежурную часть. – Э! Минуточку! А парень?

Степан Веткин сидел на деревянной скамейке дежурной части, сложив руки на коленях, и испуганно посмотрел на вошедшего Антона. Дорогого японского фотоаппарата у него уже не было.

– Пошли со мной! – Шелестов взял парня за плечо и повёл его к себе в кабинет, предварительно махнув правой рукой дежурному: тот кивнул головой.

Усадив парня на диван, Антон вернулся к себе за стол.

– Степан, ты уж извини нас, если напугали тебя. Просто с этими чеками такая запарка получилась. Ты, вообще, как при этих деньгах-то оказался, а? Ты же сразу мог ведь догадаться, что у таких бабок должен быть хозяин, а?

– А я что? А я ничего, Антон Генрихович! Я же не знал ничего про эти самые чеки! Это всё Федька Полосухин, по кличке «Мамочка» устроил.

– А…! Полосухин! Знаю, знаю! – невольно вырвалось у Шелестова.

Легендарная личность в Октябрьском районе. Федя Полосухин был учеником шестого класса и местной знаменитостью. Узкое, чуть вытянутое лицо, светлый ежик волос с пучком торчащей челки. Веснушчатый острый нос, серые озорные глаза, прикрытые мешковатыми припухлыми веками. Копия персонажа из «Республики Шкид» по кличке «Мамочка». Помятый школьный костюм с галстуком в кармане, белая рубашка, застиранная до невозможности. Успеваемость в школе была средней. Пятерки – редкие гости его дневника, в отличие от закадычных друзей – троек и двоек. Федя, конечно же, расстраивался по поводу оценок, но его успокаивал друг Витя Баранцев, по прозвищу «Витёк» с которым они дружили ещё с первого класса, и который помогал другу справиться с внезапно навалившейся апатией и другими мелкими неприятностями, при этом виртуозно изобретая мелкие пакости для учителей школы – интерната №63.

Детдомовский воришка тащил всё и у всех: боковые зеркала и дворники от автомашин, велосипеды и зимние детские санки из подъездов, продукты и овощи с прилавков Черёмушкинского рынка, сумки из магазинов зазевавшихся покупателей. Но его коронным номером являлась операция «Морфей»55, когда «Мамочка» и сотоварищи, искали по вечерам какого ни – будь спящего в нетрезвом состоянии пассажира троллейбуса или автобуса, и, окружив его, словно стая маленьких пираний, в течение нескольких секунд вычищали из карманов всё. Особенно маленькая банда «свирепствовала» в дни получения советскими трудящимися зарплат. Опера 96, 110, 114 отделений милиции, спали и видели, когда он станет совершеннолетним.

В прошлом году, летом, участковые 96 отделения, совершая очередной рейд по подвалам жилых домов, «на земле» Саши Маркова обнаружили настоящий склад похищенных вещей, принадлежащих «Мамочке». Одних женский хозяйственных сумок насчитали около тридцати, пять автомагнитол, с десяток велосипедов, десять обручей «хула – хуп», охотничье ружьё с патронами, а электродрели, свёрла, лампочки, удочки в чехлах и без, ские пустые бумажники и т. д. уже просто не поддавались счёту. У подростка родителей не было, а женщины – инспектора инспекция по делам несовершеннолетних Октябрьского РУВД только разводили руками: «клептомания» мол, у него, и всё тут! Вот такой был Федя Полосухин.

Однако то, что произошло потом, надолго запомнилось личному составу 96 отделения милиции.

Пока Шелестов с интересом выслушивал Степана Веткина, на улице, около отделения, послышался шум и какие-то крики.

Немного погодя, когда возня послышалась уже в коридоре отделения, Антон открыл дверь и с любопытством заглянул туда.

По коридору шёл пацан, лет тринадцати – четырнадцати, лицо прикрывали модные солнцезащитные очки, за ним ещё двое пацанов, на голову выше его, все в спортивных костюмах и кроссовках. Их сопровождал наряд патрульно – постовой службы из трёх милиционеров. Они зашли в дежурную часть. Хлопнула входная дверь в отделение, и в начале коридора появился Боря Гудков, который почти на себе тащил Волченкова и Шишкина, сильно хромавших и непрерывно матерившихся. За ними, держась за руки и улыбаясь во весь рот, шли пацан и девчонка, одетые в новые джинсовые костюмы, как у Стёпы Веткина, и замыкал шествие Саша Маркин, держа руку за локоть, и хромая. У него под мышкой, был зажат какой-то пластиковый пакет, туго набитый. Они тоже зашли в дежурку. Все опера с ног до головы, были густо покрыты какой-то густой сероватой пылью. Одежда, лица, руки, ноги, всё! Воздух в отделении сразу наполнился чем-то знакомым до боли. Антон принюхался, опа! Да это цемент, марки «М – 500». Этого цемента Шелестов нанюхался, и наелся выше крыши в студенческом стройотряде, в Казахстане, под Целиноградом, в 1976 году.

Вся эта компания зашла в дежурную часть.

Это было сильное зрелище и по форме, и по содержанию.

Антон быстро вернулся в кабинет.

– Так! Степан, давай, исчезни из канторы. Мы тебя не видели, ты у нас не был. Понял?

– Да! А фотик?

– Я что-нибудь придумаю, а ты сейчас же исчезни. Вся твоя компания здесь. Чуешь?

– Понял, не дурак.

– Пока.

– Пока! – Веткин быстро вышел из кабинета, тенью прошмыгнул по коридору, и юркнул на выход незамеченным.

– Ха! Очень большой якши!56 – довольный Шелестов потёр ладони и снова выглянул в коридор.

– Антон! Помоги! – из дежурки вышел Марков, держа за плечо пацана в солнцезащитных очках. – Это – знаменитый «Мамочка». Чеки Дагаева у них были. Я пойду, умоюсь, а ты начинай опрашивать: ну знаешь о чём.

– Как скажешь! – Шелестов перехватил пацана у Маркова и завёл в кабинет. Усадил не на диван, а на стул у своего стола.

Не спеша достал бланк объяснения из сейфа, взял шариковую ручку и посмотрел в лицо парню.

– Сними очки и положи их вот сюда. – Антон ткнул пальцем перед собой.

Пацан не шелохнулся.

– Фёдор! В этом году, летом, тебе исполняется шестнадцать лет. Не задирай нас. Это сейчас ты не можешь подлежать уголовному преследованию, из – за возраста. Но время идёт! И я, и мои коллеги из 110 и 114 отделения могут залупиться и однажды на тебя будут повешены все собаки района. Отсидишь, вернёшься – и снова на зону. Так тебе будет понятнее?

– Поколебавшись, Фёдор снял очки и аккуратно положил на место, указанное