– И что? Я-то, тут при чём? Это дело пойдёт в прокуратуру – тяжкие телесные повреждения, плюс сопротивление работникам милиции, а потом – в суд. Я сейчас напишу рапорт и отдам дежурному.

– Ты слушай, слушай. Она – провокатор! Поэтому, если она сама или от неё просители придут, сразу выскакивай из кабинета, а то после её визита, у тебя под столом «канторские»51 могут деньги там, всякие – разные внезапно найти. Чуешь, к чему, я?

– Понятно!

– А ещё лучше, если ты будешь у себя в кабинете вместе с Русиковым и дверь настежь!

– Ясно! Спасибо за науку, Пётр!

– Да, на здоровье! Будь!

– Давай!

Закончив писать рапорт, Шелестов отнёс его в дежурную часть, а затем вернулся к себе, собираясь поработать с бумагами.

Негромко звякнул городской телефон.

– Да, слушаю Шелестов.

– Антон Генрихович, здравствуйте. Это Митрофанова Екатерина Валерьевна, завуч школы – интерната №62, что рядом с вами.

– А, Екатерина Валерьевна, здравствуйте, большое спасибо, что разрешили помочь нам Степану Веткину со стенгазетой. Хороший парень и хороший фотограф.

– Ну, и отлично! Антон Генрихович, я вот по какому вопросу вам позвонила.

– Слушаю вас.

– Мне сказали, что сегодня утром вы задержали Мишу Хрюкина, его мама Данчина.

– Верно, и что?

– Это недоразумение, он хороший мальчик, я его давно знаю, и наш коллектив интерната просит его освободить.

– Вот как? А куда я дену тяжкие телесные повреждения его соседу и сопротивление сотрудникам милиции при исполнении? А?

– Его мама говорит, что всё произошло случайно, и…

– Екатерина Валерьевна! – жестко перебил её Шелестов, – дело Хрюкина будет передано в прокуратуру, а затем в суд! И прошу Вас больше по таким вопросам меня не беспокоить! Я уважительно отношусь лично к вам и считаю, что вы делаете большое дело, работая с трудными подростками, и вы можете в этом на меня рассчитывать. Но с уголовниками я разберусь сам. Всё понятно?

– Да, да, извините, видимо меня Данчина ввела в заблуждение, ещё раз извините…

В телефонной трубке раздались гудки.

Антон положил трубку и задумчиво посмотрел на закрытую дверь своего кабинета. Прислушался. Затем, осторожно встал и подкрался к ней согнувшись, прислушался. Тишина. За дверью явно никого не было.

– Чёрт! – разочарованно произнёс Шелестов, выпрямляясь и собираясь вернуться за стол, но дверь внезапно распахнулась: на пороге стоял Дубов.

– А! – вскрикнул Антон, – изыди!

– Так, Шелестов! Почему не работаем, почему стоим и ходим?

– Господи, у меня чуть инфаркт не хватил, когда вы вошли! Василий Иванович, нельзя же так! Стучать надо!

Антон присел за свой стол.

– Ладно, Шелестов, инфаркт – это хорошо, это злободневно! – он закрыл дверь и, сделав пару шагов по кабинету, важно расположился на диване и внимательно посмотрел на сыщика своими рыбьими глазами. – Так что там с Хрюкиным?

– Оппа! Началось! Ай, да Пётр Чумов, ай да умница! – мгновенно пронеслось в голове у Шелестова, но вслух он сказал совершенно другое. – Да, нормально всё, будет сидеть однозначно! Рапорт я уже написал и сдал дежурному, Уваров-тоже. На нём тяжкие телесные повреждения, нанесённые лично им соседу по коммуналке, и сопротивление сотрудникам милиции при исполнении. Естественно в нетрезвом.

– А он один был? Может быть, был кто-то ещё, кто сбежал до вашего приезда?

Этот вопрос, заданный бывшим замполитом, ныне заместителем начальника отделения милиции по воспитательной работе среди личного состава отделения, ставил всё на свои места. Антон опустил голову. Этот человек, носящий форму сотрудника милиции, был враг. И тогда, Шелестов решил сыграть по правилам, как учили.

– Хороший вопрос, Василий Иванович! Может быть.

– Да, да! Может кто-то подрезал соседа, во время пьянки, и убежал, а вы уже застали раненного и Хрюкина. Может быть Хрюкин, когда протрезвеет, сам вспомнит, кто это был. А?

– Может быть… А, верно! Тогда Хрюкин и не при делах получается. Он с кем-то познакомился на улице, человека видел первый раз в жизни, пригласил к себе выпить, там сосед сам на них первый и напал, пьяный. Верно, Василий Иванович?

– Да, точно! Всё правильно! – Дубов, явно довольный, потирал пальцами, и периодически, глупо подмигивал Антону.

– Тогда, я думаю, мне надо переписать рапорт? Как думаете?

– Так давай, прямо сейчас и пиши! – важно заявил предатель и явно был доволен, что так легко склонил к сотрудничеству молодого опера, и не замечал издевательства Шелестова.

Антон взял чистый лист бумаги и начал писать рапорт, повторяя вслух написанное.

– Значит так! Начальнику Управления собственной безопасности ГУВД г. Москвы, так – с, генерал – майору милиции, так – с… Василий Иванович! Кто там сейчас начальник, не знаете?… Нет?… Хорошо! … Рапорт. Так!

– Шелестов! Ты это, таво! – Дубов подскочил с дивана.

– Рапорт. Так! Докладываю, что по факту задержания гражданина Хрюкина…, так – с, заместителем начальника отделения милиции по воспитательной работе среди личного состава 96 отделения милиции г. Москвы, капитаном милиции Дубовым В. И., так – с, мне было дано указание скрыть факт преступления, так – с…

– Шелестов! Немедленно прекратить шантаж и коррупцию! В отношении меня и милиции!

Антон перестал писать эту чушь, бросил шариковую ручку на лист бумаги и откинулся назад, на спинку стула. Он смотрел на Дубова, как на нечто не от мира сего.

Он здорово подрастерял свою важность, этот замполит, теперь он был явно озадачен смелостью Антона, напуган его решительностью написать рапорт, и выглядел довольно жалко. Шелестов давно бы отделался от Дубова, но эти потирания пальцами и слащавые подмигивания – как своему подельнику, просто заставили Антона поиздеваться над ним. Он не мог себе позволить схватить Дубова за шиворот и выбросить из кабинета, предварительно дав сочного пинка под зад, что совсем уж недостойно работника милиции. Поэтому, Антон, вздохнув, скатал в бумажный ком недописанный рапорт и демонстративно бросил его в корзину, под своим столом.

– Всё, Василий Иванович, концерт закончен, я просто пошутил. Хрюкин задержан, оперативно – следственная группа в адресе, потерпевший в больнице, а дело будет передано в прокуратуру.

Дверь снова резко распахнулась и на пороге возникла она, точнее, материализовалась полная дама, лет под пятьдесят, одетая в длинный чёрный кожаный плащ, черные сапоги и на голове лихо сидел черный кожаный берет, с лёгкими заломами.

Знаменитый портрет Че Гевары52 видели? Вот – вот!

В правой руке она держала черную дамскую сумочку на длинной ремешке, а под мышкой правой, судорожно сжимала довольно толстую картонную папку с давлёной надписью «Для бумаг», с засаленными тесёмками, завязанными бантиком.

Злобно посмотрев на сидящего Шелестова, она прищурилась и задала вопрос стоящему Дубову, так показалось Антону.

– Это моего Мишу в прокуратуру вы определили, товарищ? Да?

Шелестову стало трудно дышать, кабинет стал наполняться сладковато – трупный запахом коммунизма.

– Ираида Станиславовна, здравствуйте! – проблеял Дубов. – Вот, Антон Генрихович Шелестов, оперуполномоченный уголовного розыска нашего отделения, – он осторожно указал пальцем на Антона, – он занимается делом вашего сына и все вопросы к нему. Извините, у меня совещание!

С этими словами Дубов прошмыгнул мимо неё в открытую дверь кабинета, и, уходя, осторожно закрыл её за собой.

– Отлично! Товарищ Шептунов! – она плюхнулась на стул. – Давайте с вами…

– Минуточку! – Антон резво подскочил, проверил, закрыт ли сейф, а затем вприпрыжку выскочил в коридор, оставив дверь к себе открытой. Осторожно постучав в кабинет №1, приоткрыл.

– Привет, Парфирьевич! Спасай!

«Дед», писавший какую-то важную бумажку, поднял седую голову и с усмешкой посмотрел на Шелестова.

– Что, прихватило?

– Прихватят, если не пойдешь со мною!

– Ага! Это уже интересно! – он аккуратно собрал все бумаги со стола и сунул их в сейф. Звякнув ключами, закрыл его и степенно вышел из кабинета, закрыв дверь.

– О! Кого мы видим, товарищ Данчина! – с усмешкой произнёс «Дед» входя в кабинет Антона, и усаживаясь на диван, прямо за её спиной.

Фамильярно закинув ногу на ногу, старый сыщик, приготовился слушать. Антон же, оставив дверь открытой, опустился на свой стул, рядом