Она напомнила гостиничный номер, но с медицинскими приборами, необходимыми для контроля жизненных показателей пациента. Над кроватью висели капельницы. Сама Марго – хрупкая брюнетка – терялась в море белых простыней. Трубки тянулись к ее рукам, носовая канюля снабжала кислородом, а нога…

Господи, ее левая нога была слегка приподнята и загипсована от лодыжки до бедра. Спицы входили в покрытую синяками и струпьями кожу почти каждые три дюйма вдоль бедра и голени, ступня распухла.

Однако хуже всего была пустота, которую я чувствовал.

Что-то более глубокое, чем печаль или меланхолия, скрывалось за депрессией.

«У нее совсем не осталось слез…»– отметил я про себя.

Но в ее больших глазах светился ум. Когда я приблизился, она посмотрела на меня, а затем отвернулась, уставясь за окно, где уже наступали сумерки.

–Что тебе нужно?– поинтересовалась она.– Боишься, что я встану и убегу?

Я приблизился к кровати.

–Мне нужно поговорить.

Ее темные на фоне бледной кожи брови сошлись вместе.

–Поговорить? Не думала, что такие тупицы, как вы, способны на что-то кроме «да, сэр», разговаривая с моим отцом.

–Об аварии,– уточнил я.

Марго даже не вздрогнула. Монитор тоже не показал ускорение пульса.

–Уходи,– устало бросила она.

–Не могу,– ответил я.– Я не уйду, пока мы все не обсудим.

–Тебя послал мой отец?

–Нет, я здесь по собственной инициативе.

Снова повернув голову, Марго окинула меня быстрым взглядом и заметила отсутствие бейджа.

–Ты не работаешь на него.– Ее губы скривились.– Ты пришел убить меня?

–Нет…

–Жаль.

–Мне нужно с тобой поговорить о девушке, которая тебя сбила.

Марго на мгновение прикрыла глаза, и я уловил шепот сожаления, пронесшийся в пустой комнате.

–Один звонок и тебя вышвырнут отсюда.

–Пожалуйста,– попросил я.– Она в тюрьме. Ей дали три года…

–Она едва не убила меня,– решительно заявила Марго.– Не говоря уже о поддельных документах. Это преступление.– Она пристально посмотрела на меня.– Это твоя подружка? И я должна ее жалеть? Я перенесла четыре операции на ноге. В моем бедре титан, я не способна и двадцати минут продержаться без морфия. Вот только мне не часто дают морфий.

Окружавшая девушку пустота увеличилась. Создавалось впечатление, что из комнаты медленно высасывается кислород.

–Если ты пришел просить меня поговорить о ней с отцом, забудь,– припечатала Марго,– Я лежу сейчас здесь благодаря ей.

–Марго, мне нужна твоя помощь,– произнес я.– Фиона-Тесс нуждается в ней. Все что случилось не ее вина, а моя. Я расстроил ее…

–Тогда ей не следовало садиться за руль,– отрезала Марго, и вее словах ощущалась ложь. Вина и раскаяние витали вокруг нее словно пепел после пожара.– Убирайся, пока не позвала медсестру,– предупредила она.– Или охрану. Настоящую.

–Марго, прошу…

–Хватит звать меня по имени!– прошипела она.– Ты меня не знаешь. Ни черта обо мне не знаешь. Твоя девушка почти убила меня. Она получила то, что заслужила.

–Тогда почему ты чувствуешь себя виноватой?

Вздрогнув, она откинулась на подушки.

–Что? Я не…– Овладев собой, Марго хлопнула ладонью по ноге.– Взгляни на это и скажи, какого черта я должна чувствовать себя виноватой?

–Не знаю. Это тебе и нужно рассказать. Свою историю. Ведь она есть, да? Имеется то, о чем ты умалчиваешь?

Марго уставилась на меня. Все находилось на поверхности, но я не мог понять, в чем дело. Если бы я влез в секреты Марго так же, как вышло сФионой, то проиграл бы.

«Если ты хочешь чего-то добиться, дай ей что-то взамен».

–Все в порядке,– сказал я.– У меня тоже есть история. Секреты начинают изводить тебя, если не делишься ими. Остается лишь пустота.

Марго молчала, но я ощущал, как мои слова буквально тащат ее наружу. Уловил, как она тянется ко мне, как и все остальные тысячу раз, неизменно получавшие от меня пощечину.

–Я не охранник,– напомнил ей.

–Да ладно,– произнесла она, но прозвучало неуверенно.

–У меня нет постоянной работы. Зарабатываю игрой в покер. Пока не встретил Фиону, постоянно туда-сюда мотался по стране, передвигаясь от одной подпольной игры к другой. Ни стремлений, ни целей. Я целых шесть лет притворялся, что в конце меня ждет нечто важное. Но все повторялось, а по итогу ничего.

Марго слушала, буквально впившись в меня взглядом.

–Порой, находясь в пути в течение восьми часов, я позволял мотоциклу дрейфовать.– Я посмотрел на нее.– Понимаешь, о чем я?

–Выезд на встречную полосу,– ответила Марго.

–Да. Я выезжал на встречку.

Наступило короткое молчание, и я уловил, насколько Марго жаждет услышать продолжение. Ей требовалось больше слов. Нужна была связь.

–Я почти полностью забил себя татуировками, ведь боль от иглы – настоящая. Похожа на что-то реальное, имеет смысл. Она напоминала, что я до сих пор жив. Все еще на этой земле.

–Я щипала себя,– едва заметно кивнув, призналась Марго.– Кожу резать не решалась, иначе заметили бы. Щипала так сильно, что оставляла синяки на внутренней стороне бедер. Наворачивались слезы. Они показывали, что я способна еще что-то чувствовать.– Она тяжело вздохнула.– Ты знаешь, каково это, не так ли?

–Ага.

Она отвела взгляд и моргнула.

–Мне казалось, я одна такая.

–Это утомительно, не так ли?– спросил я.

–Боже, да. Я безумно устала. Притворяться, будто все в порядке, намного сложнее.

Позволив установиться связи между нами, я мягко поинтересовался:

–Что случилось? Что произошло на самом деле?

Марго печально улыбнулась. Ее глаза сияли.

–Ты что, не читал новости? Твоя девушка не смотрела на дорогу и сбила меня. Беспомощного пешехода. Почти убила.– И шепотом добавила:– Почти.

Боясь все испортить своим отчаянием, я промолчал и затаил дыхание.

«Просто позволь ей быть собой…»

Марго затеребила пальцами простыню.

–Знаешь, ты первый человек за четыре дня, который навестил меня,– сказал она.– Отец слишком занят, а мачеха вПариже. Летом она всегда уезжает вПариж. Не на остров Тайби. Утверждает, что там слишком много комаров и деревенщины. Мачеха до сих пор вПариже. Я не получила от нее ни весточки. А отец вечно работает. Но он попросил Анжелу, свою секретаршу, прислать мне цветы.– Склонив голову, Марго посмотрела на белые розы на столе.– Разве они не прелестны? Там даже есть записка. «С любовью, папа». Разве это, черт возьми, не замечательно? Только вот почерк не его.