вырваться, и мы просто встали посреди зала, пока все закружились в вальсе. — А потом… Притвориться кем-то другим стало хорошим способом. Справиться с тем, что он мне рассказал…

Муратов закончил короткую исповедь мне на ухо, и его грудная клетка застыла, вплотную вжимаясь к моей груди. Он задержал дыхание.

Теперь я узнала в нём юного, запутавшегося мальчишку. Лекса оказался таким незрелым ревнивцем… Это не льстило мне после стольких моральных пыток, только убивало. Наверное, я переоценила его мудрость тогда. Он был умён и, похоже, всего лишь говорил то, что я хотела услышать… Правда, я почувствовала, что Лекса всё ещё оставался беззлобным.

Он не желал мне зла, как и я ему.

В рёбрах у парня колотилось сердце так, что мне самой стало больно его слышать. Я не сдержалась и позволила себе прикрыть горячие глаза, чуть прижавшись щекой к его лицу. Наконец, Муратов был так близко спустя множество выплаканных ночей, что меня просто затрясло от восторга.

Пускай, уже давно принадлежавший тысячам фанаток, а не мне одной. Обезображенный Лёниным мировоззрением. Растерявший все свои принципы. Стоял в этом дурацком зале и нёс чепуху, пытаясь заткнуть дыры в наших сердцах извинениями.

Мне было до боли приятно его увидеть.

— Лекса, ты добрый парень, я знаю! — из-под моей маски полились слёзы, стекая по его лицу и шее до самого воротника. — Ты молоденький ещё, но это не приговор. Я верю, что у тебя всё будет хорошо! Всё… Будет хорошо.

Я оторвалась от его лица, кусая свои губы в кровь, и потянулась к чёрной маске. Ленты легко поддались мне, и узел развязался.

Передо мной стоял повзрослевший и печальный парень без маски.

У такого возмужавшего Лексы намокли веки. И я, глядя на раздавшегося мускулами парня, выдающего себя за безразличного самозванца, вдруг увидела, что он всё тот же находчивый парнишка с гитарой наперевес, когда-то угостивший меня пирожком, плакал, прощаясь со мной спустя год неопределённой разлуки.

Лёша никогда бы не повёл себя так без причины. По крайне мере, напоследок я в этом убедилась.

— Тебе просто нужна ровесница, — наконец, подвела я итог и размазала по шее слёзы.

Хотя бы расстанемся мы по-хорошему. Я из последних сил удерживала в солнечном сплетении неприличные всхлипы.

Музыка в зале стихла в этот момент, и гости, те, что стояли поодаль, стали друг другу кланяться. А те, что окружали нас, недоумённо смотрели на то, как я беззвучно реву в объятиях бывшего студента.

Лекса, всё ещё придерживающий меня за талию, тут же ошалело замотал головой. У его ушей запрыгали кудряшки.

— Нет! Мне никто не нужен, кроме тебя!

Он вскрикнул так громко, что о нашем романе моментально узнали все. И даже те, кто старался нас не замечать. Если у окружающих и были сомнения прежде, то теперь зал принялся перешёптываться. Преподаватели и старшекурсники наверняка признали Лёшу, но меня это волновало меньше всего.

Муратов действительно пришёл меня вернуть? Это так… Наивно.

Тяжело задышавший Муратов рьяно схватил меня двумя руками за лицо, не позволяя вырваться. Я вздрогнула, но не смогла отодвинуться и на миллиметр.

Ему стоило рассчитывать силу.

— Ты больше не любишь меня?

Да как он мог такое спрашивать?

— Дорогие гости! — донеслось из колонок.

Этот приостановившийся праздник нужно было как-то спасать. Мы с Муратовым всё портили, не дав гостям нормально станцевать и одного номера.

— Следующим танцем объявляется поло… нез.

Ведущий потерял дар речи вместе с охнувшими гостями, когда Лекса урвал с моих губ поцелуй.

Он так некультурно и отчаянно сорвался, застонав мне в рот, что я обхватила его за запястья, пытаясь не то оттолкнуть, не то удержать. Маска выпала из моих рук нам под ноги. Я всхлипнула в мужские огрубевшие губы и сдалась под напором непоследовательных ласк.

Лекса целовал меня так остервенело, словно пытался воскресить мою любовь к нему.

Наверное, и правда был очень молод, если не понимал.

Я до сих пор его любила.

Муратов быстро опомнился, когда успел опозорить нас перед всем ВУЗом. Распахнул свои посиневшие напуганные глаза и осторожно выпустил моё вспыхнувшее лицо из своих рук. Я чуть склонила голову, с трудом дыша и до сих пор не до конца веря, что это произошло. У меня онемели губы и сердце.

Дерзкому Лексе повезло стоять к ним спиной. Я же видела столько преподавателей, студентов, должников, дипломников, которые теперь были посвящены в мою личную жизнь, что не нашла ничего лучше, чем просто молча двинуться к выходу.

Концерт окончен.

Я, не торопясь, поволоклась к двери, содрогаясь от сожаления и чувствуя спиной, как он тут же двинулся следом. Мне хоть и было стыдно, но эту жестокую выходку я уносила с собой на память с большим трепетом.

Мы закрыли дверь в актовый, оставшись наедине на лестничной клетке.

Здесь когда-то мы встретились впервые.

— Тебя теперь уволят? — я облокотилась о низкий подоконник, а настойчивый, но перепуганный Муратов зажал меня, с двух сторон облокотившись руками.

Я никак не могла привыкнуть к его новым, мужественным чертам и разрешила себе немного полюбоваться. Так голос казался будто ещё бархатистее. В ушах не было привычных колец, а на шее зияла самая настоящая грязь.

Но я любила его даже таким.

— Нет, не переживай, — ласково попросила я.

Мои тяжелые уголки рта еле приподнялись. Я опустила взгляд на его заманчиво приоткрытые губы. Хотелось погладить Муратова по гладко выбритому лицу, пока ещё можно было дотянуться.

Лекса приластился к моей ладони, словно кот, но потом настороженно обмер, прислушиваясь к словам.

— Я сама увольняюсь. Уезжаю в другой город… Я желаю тебе идти своей дорогой, Лекса. Быть собой и никогда не «притворяться» кем-то другим. Мне будет не так больно теперь, когда я увидела… Что ты ещё не до конца забыл свою прошлую жизнь.

— Виолетта Сергеевна, с вами всё хорошо? — из-за двери вдруг высунулись Лиза, Настя и Артём.

Я, не скрывая, ревела. А когда посмотрела на спину отошедшего в сторону Муратова, увидела, как вздрагивает его кудрявая голова.

— В-всё в порядке. Вы не м-могли бы продолжить мероприятие без меня? — просипела я, заглядывая ребятам за спины.

Там было несколько сотен людей и оглушительная тишина.

— Л-ладно…

Взволнованные студенты нехотя закрыли дверь изнутри. И через мгновение оттуда донеслась музыка.

Я не думала, что нам действительно доведётся когда-то прощаться вживую.

Прощай, Кудрявая Башка.

— Я ездил в табор, — вдруг снова завёлся он.

Муратов обернулся, не стесняясь раскрасневшихся глаз. Из них исчез и тот малый блеск, что ещё можно было принять за