Лежать пришлось долго. Нахаленок сказал: в два. Но в два их все еще не было.

Кис вспоминал услышанный от Антона рассказ и представлял себе Артиста, Федю Горика, «берущего партию»…

В этом он наверняка поднаторел. Формирование банды – это опыт, после которого можно что хочешь сформировать: хоть политическую партию, хоть секту, хоть террористическую группировку. Главное – найти, против кого объединиться. В природе не существует более мощной объединяющей силы, чем ненависть. Придумай врага, вызови к нему ненависть, кинь, как кость, мало– мальски складное идеологическое обоснование – и пожалуйста, у тебя под рукой послушная армия, готовая броситься по мановению твоей руки в нужном направлении только потому, что ты якобы увидел там врага. А с идеологическим обоснованием у Феди все в порядке.

Обосновать можно все на свете. Любое явление всегда несет в себе плюсы и минусы, и наши недостатки, как известно, – лишь продолжение наших достоинств. А дальше – бери ту часть, которая тебе выгодна, и ты докажешь все, что угодно. И это даже не обязательно будет ложью – просто это не будет всей правдой. «Мысль изреченная есть ложь», – сказал поэт, и именно потому, что ни одна мысль не содержит полноты правды. К правде можно приблизиться только в длинной цепочке мыслей, да и то лишь чуть-чуть…

И ловко манипулируя этой ложью – половинчатой правдой, – можно построить любую идеологию. Немыслящий да поверит! А мыслящих-то у нас ой как мало…

Проще простого:

– бей коммунистов: они семьдесят лет разваливали страну, а то, что до них ее разваливали поколения царей, – об этом не будем, а малограмотный и не вспомнит;

– бей демократов: они уничтожили советскую державу, которую уважали и боялись во всем мире, это из-за них теперь у нас мафия и «новые русские», а то, что страна насквозь прогнила и должна была развалиться, потому что ложь, даже в историческом масштабе, никогда не держится бесконечно, – так этого им не понять: кто из них размышлял над философией истории;

– бей евреев: они всемирная масонская мафия, отбирающая у ваших детей лучший кусок и лучшее место под солнцем, а то, что ваши дети бездарны, ленивы и вашим же воспитанием развращены и потому никаким чудом в этой жизни не смогли бы заработать ни тот кусок, ни то место, – об этом не будем, а сами-то не задумаются;

– бей «новых русских»: они вас обокрали, а то, что каждый из преданных членов партии и сам бы с радостью обокрал, да то ли наглости не хватило, то ли изобретательности, – так кто ж в этом признается!

Ну и так далее.

…Они появились около трех, когда Кис уже изнемогал от бессмысленного лежания и философских размышлений. Сначала были слышны аккуратные шаги нескольких пар ног, сделавших проверочный круг по саду. Кто-то сошел с дорожки и сразу зачавкал в оттаивающей земле. Затем скрипнули ступени крыльца. Небольшая пауза – и замок тихо щелкнул. В прихожей снова зависла пауза: собирались, прислушивались, привыкали глазами к темноте.

Спустя пару минут первый силуэт возник на пороге, за ним второй. Огляделись. И две черные тени одновременно и безмолвно заскользили в сторону дивана, на котором лежал, укрывшись по уши, Кис.

Его сдернули резко, в две пары рук, и потащили на середину комнаты. Кис висел в крепких руках и бормотал что-то неразборчивое испуганно и сонно. Краем глаза увидел, как еще двое появились на пороге, прямо напротив Алексея и державших его людей. Он не ошибся: напротив него оказался Нахаленок в паре с еще одним, довольно высоким типом. Кис, как положено сонному Стасику, начал приходить в себя, задергался в чужих руках, забормотал хрипло: «Вы чего, мужики, вы чего?..»

– Давай, – негромко скомандовал тот, что держал Алексея под правую руку.

Высокий тип вытащил пистолет, и Кис разглядел навинченный глушитель. Тот, кто был слева от него, тоже полез в карман.

– Падай! – крикнул Кис, и его команда прозвучала громче, чем сухие щелчки двух выстрелов.

Он рухнул на пол, успев заметить удивление на лице Нахаленка – детское удивление, с которым смотрят на фокусника в цирке, вытащившего за уши кролика из совершенно пустой шляпы… Увлекая за собой обоих стоявших рядом мужчин, Кис столкнул их лбами по ходу падения. Вслед за ним и Нахаленок упал под ноги тому, кто стрелял в Киса, опрокидывая напарника на пол.

В то же мгновение вспыхнул свет, и трое мужчин образовались в пространстве комнаты, словно материализовались из воздуха. Двое бросились к Кису, один к Нахаленку. Еще спустя минуту пистолеты были изъяты, трое бандитов смирно лежали на полу лицом вниз в наручниках, а мужчины удовлетворенно оглядывали картину. Серега протянул руку Нахаленку, чтобы помочь ему встать.

– Ну вот, – сказал Кис, стаскивая с себя теплый и толстый спортивный костюм, в котором он «спал» и под которым обнаружился пуленепробиваемый жилет, – а ты, Антон, мне не верил… Теперь убедился? Вставай, все уже кончилось!

Но Антон не двигался.

– Серега, что с ним? – спросил Кис, подходя.

– Ранен в грудь. Без сознания. Срочно «Скорую»!

…Когда на даче появились врачи, Нахаленок был уже мертв. Кис стоял, качая головой, и, не замечая этого, глядел, как застегивают мешок на бездыханном теле, как под «молнией» исчезает лицо Антона, такое молодое, такое удивленное и такое безнадежно неживое…

И даже когда тело вынесли, он все еще стоял, уставившись на дверь, за которой исчезли носилки, и все еще качал головой, бормоча:

– Я же тебя предупреждал, Антошка, сразу падай, сразу …

Кис впал в депрессию, как в спячку. Ничего не хотелось делать, никого не хотелось видеть. Конечно, дела делал, конечно, с людьми встречался – следствие шло полным ходом. Стасик был торжественно водворен в свою квартиру; Федя Горик и компания дружно сидели и значительно менее дружно давали показания; жены-заказчицы привлекались к уголовной ответственности, лгали и выкручивались; проводились очные ставки, все шло своим чередом. А Кис все перебирал в уме детали разговора с Нахаленком и все винил себя, что не сумел как следует вдолбить мальчишке в голову, что дело нешуточное и дружки его, которым он так беспечно доверял, были всерьез намерены принести его в жертву… Все стояло перед глазами его удивленное лицо, когда Кис крикнул: «Падай!», словно Антон так и не поверил детективу до конца и запоздало изумился, убедившись, что тот рассказал ему не детскую страшилку, а страшную правду… Эх, Антошка, на мгновение бы раньше ты упал, всего лишь на мгновение…

Вера Лучникова все звала в гости, Кис все не шел… Наконец веселым апрельским днем, когда солнце брызнуло по газонам ярким золотом одуванчиков, Алексей встряхнулся, запретил себе бессмысленно прокручивать воспоминания и отправился к Вере в гости.

Вера уже перебралась из коммуналки Виктора, где скрывалась от бандитов, обратно в свою квартиру, Виктор тоже был у нее, и атмосфера казалась вполне семейной. Впрочем, он, пожалуй, не был, а жил у Веры: мужские вещи появились то там, то сям. Раньше Кис их не замечал.