— Чтоб ты слетела!

«Тигр» резко отвернул, едва не задев женщину грозно вращающимися траками, и снова деловито выехал на дорогу. Черная бензиновая гарь обдала Марию Ильиничну смрадом с головы до ног.

Вдруг из-за поворота сельской улицы выкатил тупоносый грузовик «опель» с крытым пятнистым верхом. Он остановился у хилой изгороди огорода Марии Ильиничны.

Из кузова в пыль посыпались вооруженные карабинами эсэсовцы в зеленоватых тужурках с черными петлицами на воротниках. Они вмиг оцепили развалины и огород Марии Ильиничны плотным живым кольцом.

В уютном блиндаже с металлической печью-буржуйкой, застывшей в углу, на широком длинном столе были аккуратно разложены оперативные карты. Раскрасневшийся замполит восседал во главе стола, по правую руку от него сидел комбат. Голова его была по-прежнему перебинтована, но на этот раз значительно меньшим количеством бинтов.

— Товарищ замполит бригады, на каком основании арестован Шилов вместе со своим экипажем?

— Савельев, я тебя предупреждал. Шилов и Алова — ненадежные люди. Что касается Седова, думаю, что он пройдет по делу свидетелем.

— По какому делу?

Замполит так резко поднялся из-за стола, словно комбат произнес что-то оскорбительное. Савельев тоже медленно поднялся.

Щеки замполита налились румянцем.

— Шутки шутишь? Свидетелем шпионской деятельности Шилова и Аловой!

Вместо ответа комбат пододвинул оперативные карты. Замполит, слегка наклонившись, воззрился на карты с таким видом, словно увидел перед собой нечто совершенно неприличное.

Комбат невозмутимо стал водить по карте остро отточенным карандашом.

— Слева фотокопия немецкой карты, которую добыл Шилов. Справа — наша оперативная карта с учетом последних данных авиаразведки штаба фронта.

— Толком говори!

— Слева — секретные планы немцев, справа — сложившаяся на сегодняшний день реальность.

— Что ты мне карандашом тычешь? Вижу! На обеих картах немцы концентрируются западнее Прохоровки. Хочешь сказать, совпадает?

— Именно! Трофейная карта, которую вместе с трофейным танком доставил нам Шилов, не является дезинформацией. Прошу немедленно ходатайствовать о прекращении дела Михаила Шилова!

Замполит тяжело опустился на стул и стал энергично тереть ладонью затылок. Комбат остался стоять. Его взгляд выражал пронзительный немой вопрос.

Замполит недовольно посмотрел на комбата.

— Футбол, понимаешь, устроили. Голова раскалывается!

— Давайте я вам горячую воду на шею полью. Как рукой снимет!

— А ковшом по затылку не врежешь?

— Да вы что, товарищ замполит!

— Брось, Савельев, небось спишь и видишь, чем бы меня огреть, да покрепче!

— Неправда. Я понимаю, у вас своя работа, у меня своя.

— Но вместе делаем одно дело, верно?

— Так точно!

— Хорошо, а как быть с перехваченной радиограммой немцев? Они передали, что, мол, все идет по плану, Шилов на танке перешел линию фронта.

— Думаю, что радиограмма немцев, в самом деле, дезинформация, а мы уши развесили.

— Ишь, ты! Дезинформация. А где доказательства?

— Данные, добытые Шиловым, ушли в штаб, там поняли, что Шилов доставил ценную информацию…

— Что там поняли? Шилов был на территории противника. В любом случае требуется доскональная проверка. Как можно проверить человека за один день? Сам подумай! Месяц минимум. Так что зря ты залез в шкуру адвоката, не к лицу она тебе, прекрати слюни пускать по поводу Шилова и отправляйся-ка в свой батальон. Готовь людей. Завтра будет жарко!

В этот момент подал голос зуммер полевого телефона. Он стоял внизу, на подставке, сбоку от стола.

Замполит с тяжким вздохом наклонился и снял трубку.

— Слушаю, товарищ генерал! Да, есть такой, товарищ генерал. Отдыхает, товарищ генерал. Неужели настолько ценные?.. Виноват, товарищ генерал. Есть, товарищ генерал! Передам, товарищ генерал. Конец связи, товарищ генерал.

Замполит вдруг побагровел еще больше и стал похож на очищенную вареную свеклу. Он не вставил, а зло вбил трубку телефона в гнездо аппарата, покачал головой, медленно вырвал серый листок из блокнота, медленно взял в пухлую руку химический карандаш, неспешно, словно обдумывая каждую букву, написал на листке несколько слов и небрежно пододвинул листок комбату.

Комбат схватил записку, пробежал ее глазами и просветлел лицом.

— Так дело прекращено?

— Не знаю, кто из нас уши развесил. Нет никакого дела, Савельев! Немедленно передай записку особисту. Он знает!

— Благодарю…

— Погоди благодарить. Может быть, Шилова в живых давно нет. Поторопись, брат!

Комбат секунду недоуменно смотрел в насмешливые бесцветные глазки своего непредсказуемого начальника, затем поспешно вышел из-за стола и стремительно направился к выходу из блиндажа, но замполит неожиданно остановил его.

— Савельев!.. Завтра Седова отдашь в мое распоряжение.

— Я бы с удовольствием, товарищ полковник, однако только что пришло указание от командующего армией. Все перемещения механиков-водителей в экипажах проводить исключительно с его разрешения!

— Жаль! Что ж, так тому и быть. Поставь тогда Седова в первые ряды. Он сдюжит. Терять таких механиков-водителей — преступление. Есть у тебя танки в резерве?

— Есть один легкий танк Т-70. Берегу для разведки.

— Для какой разведки? Опять шутишь, футболист? Не будет никакой разведки, нечего рассусоливать, все давно разведано. Завтра ударим во фланг танковому корпусу СС всей нашей непобедимой танковой армадой, подрежем немецкий танковый клин, проломим фронт и… баста! Дальше Днепр и Киев — мать городов русских. Понял?.. Представителю штаба фронта требуется, чтобы танк его встретил на станции у водонапорной башни. Думаю, что он своего водителя пришлет. Чадов его фамилия, кажется. Я подошлю его к тебе, передашь танк старшему лейтенанту Чадову. Понял?

— Есть!

— И завтра смотри у меня. Родина на вас смотрит, ребята! Победа нас заждалась. Врежь «тиграм» так, чтобы они поняли!

Землянка для арестованных ничем особенно не отличалась от обычных землянок. Те же нары с ворохом прелой соломы, а над головой — накат из толстых суковатых бревен. Разве что, может быть, в отличие от обычных землянок, здесь присутствовал минимум удобств, не было печек, а в углу у входа темнело страшное помятое ведро для испражнений.

Дневной свет с трудом проникал в узкую щель наверху. Всклокоченный бледный Шилов с черным кровоподтеком под глазом, который каблуком сапога оставил на память Григорий, сидел на грубо сбитых дощатых голых нарах и тупо смотрел в одну точку немигающим взглядом.