Подтащили, сами опустились на колено. Повеяло ее ароматами, сводящими рецепторы с ума. Мерзкими и приторными.

— Это он, ваше величество, — произнес один из сопровождающих с едва скрываемым трепетом в голосе. — Ошейник настроен на вас, стоит только пожелать…

— Знаю, — фыркнула принцесса, перебив, и сделала ко мне шаг.

Я так и не понял, что она имела в виду. Знает, что это я, или про нано — ошейник в курсе?

Женщина стала рассматривать меня с хмурым, несколько брезгливым выражением, нависнув сверху, как черная туча. Я не стал опускать глаз, выказывая покорность. Посмотрел в ответ, подняв голову и чувствуя твердь ошейника. Даже слепящий свет не помешал мне это сделать. Я не боялся Филисии, как ни странно это звучит после бегства длинною в пятнадцать лет.

Про рабский ошейник мне тоже было известно. Стоит ей подумать, и меня парализует. Или придет боль той степени, какой пожелает госпожа, вплоть до невыносимой. Я даже могу обделаться, если она этого захочет. Мое сердце тоже может остановиться лишь по велению ее мысли. И даже зная все это, я смотрел на нее с вызовом.

Принцесса вдруг злорадно улыбнулась.

— Жалкое создание, — прошипела она. — В кого ты превратился, Габриэль? В ничтожного раба. И как тебе теперь живется? А?

Я промолчал, сдержав этот удар.

— Отвечай принцессе, раб, — прошипел один из охранявших ее рыцарь.

Я усмехнулся. Кончай уже со мной. Разве ты не этого хотела?

— Старая добрая плеть выбьет из него всю спесь, — продолжил рыцарь. — Позвольте проучить?

— Нет, — бросила Филисия, продолжая пялиться на свою добычу.

Теперь она рассматривала меня полностью, насколько возможно в моем положении что — то рассмотреть.

— Долго же ты бегал, — усмехнулась принцесса и отступила. В ее выражении лица промелькнула ирония.

Рыцари расслабились.

— Вряд ли кто — то из вас, зеленоротых идиотов, знает, кто это такой, — выдала Филисия, обращаясь к своим телохранителям. — А я отвечу. Это сам сэр Габриэль Риннидейл, мой верный подданный и гвардеец самого доверенного круга. Один из лучших рыцарей империи со времен правления моего деда. Храбрец и сердцеед, каких еще поискать.

Принцесса вернулась к дивану и плюхнулась на него, сотрясая сиськами, как та еще проститутка. Посмотрела куда — то в сторону с мечтательным выражением. Затем вдруг звонко рассмеялась, глядя на мой жалкий вид.

И тут — то до меня дошло. Мое униженное положение доставляет ей удовольствие. Чтобы отомстить, убивать и не требуется, достаточно унизить и растоплять. Но она не учла одного. Мне плевать на все, что связанно с ней. Пусть я буду рабом, которого водят на поводке среди бывших соратников, пусть я буду корчиться от боли в присутствии дам, с которыми когда — то флиртовал. Все это безвкусная пустота. Ничто, если души нет. Нечего уже ранить и терзать.

— Габриэль? — Брякнула с задором. — Ты хотя бы скучал по мне? Думал, вспоминал?

— Отвечай принцессе, — буркнул неуверенно рыцарь.

— Заткнись, Филипп, — бросила принцесса. — Не хочет, пусть не отвечает. О! Совсем забыла, надо бы наградить охотника и гвардейца. Шустрая оказалась девка, далеко пойдет. Ах, Габриэль, твое сердце разбито? Вижу по глазам, что разбито на мелкие — мелкие осколки. Ну и славно.

Ехидное выражение лица сменилось гневным.

— Перебесишься в камере! — Прошипела и рявкнула тут же. — Филлип!

— Да, ваше величество! — Встрепенулся рыцарь, как покорный слуга. Откуда она их понабрала?! Слизни какие — то. Как бы не были накачены нано и перекачены, все равно мужского просто нет. Они не понимают, что так никогда не смогут завоевать ее сердце…

— Верни его в камеру. Пусть посидит, подумает до прибытия в столицу.

***

Камера — не карцер. Обычная каюта с минимальными удобствами. Дверь охраняли, еду приносили. Что б так не жить? До столицы точно не помру. А там распнут или посадят на кол забавы ради. Осматривал помещение в поисках острых предметов, дабы самоубиться, ничего путного не нашел. Камеру наблюдения заметил только за прочным решетчатым заслоном. Показал средний палец, реакции никакой.

To, что я пережил встречу с Филисией, меня несколько взбодрило. Но это не значило, что мне виделось какое — то будущее, это не значило, что я его хотел. Ведь прежнее не перестало терзать меня, как не убеждал себя вновь и вновь, что души больше нет. Ее не будет лишь, когда я умру. Как не убивался, все равно не отпускало.

Время шло, измерялось приносимой периодически едой. Я беспечно пребывал в камере, ожидая своей участи и чувствуя, как крейсер то разгоняется, то замедляется, то прыгает в гипер — пространство. Кажется, флот принцессы возвращался в столицу после долгого блуждания по галактике.

Тем временем тупая безликая ненависть к Алене, к гвардейцу Миранде, или как там ее… прошла, как и недоумение от случившегося. Я стал искать конкретные причины и оправдания ее предательства, не желая мириться с тем, что она могла быть подлой, злой, чужой. Как бы ни ненавидел ее, все равно мысли о ней были пропитаны теплотой. Все напоминало Аленку, ту нежную, чувственную, родную. Я не верил, что это могло быть игрой… Мысли о ней, будто прослойкой шли в параллель с любыми другими. О чем бы ни думал, в этот же момент думал о моем ангеле, с которым вместе испытали столько эмоций.

Мне хотелось оправдать ее. И первое, что приходило на ум: она узнала, что я гвардеец. Узнала еще до Эланы, поэтому и решила подать сигналы стервятникам. Я стал перебирать конкретные события, которые могли выдать в ней истинные намерения. Перебирал в памяти наше пребывание на промышленной планете. Ее взгляд… ее слова. Как она смотрела на шрам… Тот разговор в баре на Элане, те не совсем ясные вопросы. Быть может все дело в родителях? Могла ли она считать, что я виновник в их смерти? А что если она знала намного больше, чем я? Что если мой бред, мои кошмары, порождающие его, выдали во мне некое чудовище?

Но как же так? Она ведь продолжала быть со мной. С такой неподдельной искренностью. Неужели это могло быть фальшью. Ведь именно этого не могу ей простить… Кто бы мог подумать, гвардеец, ненавидящий других гвардейцев. Или каких — то конкретных? Быть может тех, что предали службу и династию?

Гвардеец Миранда, да вы идеалист. А я ослепший от любви идиот, который не видел очевидного. Правую кисть она отрезала сама. Почему бы не поверить врачу? Теперь — то знаю, что она гвардеец. Когда спрашивал ее зачем, она так и сказала: «потом все узнаешь»! Вот и узнал… все узнал. Получается, она была честна со мной, по крайней мере в какой — то степени. Никаких обещаний не давала, ничего. Даже в любви призналась, когда я был в ловушке. Да и зачем это было делать в преддверие того, как все будет кончено?

Может, все дело в том, что я для нее тоже дезертир, коих она ненавидит?

В какой — то момент все это потеряло смысл. Оправдания, укоры и прочее. Мысли, что не выходили за рамки моего сознания, оказались пустотой. Я был маленьким человечком, бьющимся в куполе собственного сознания. Что бы ни спрашивал в своих вымышленных сценариях у Аленке, ответ давал себе сам. Все, что имел, было лишь мое. И только мое. Никакой связи с той, что разбила мое сердце. Никаких ее ответов и никаких моих вопросов. Наконец, я подвел себя к новому вопросу. Ответ на который я все же смогу дать.