Эван медленно приподнимается. С невольным облегчением вздыхаю. Должна признаться, парень очень тяжелый. Думала, кости мне раздавит своим телом. Цвет его глаз постепенно возвращается в норму. А вместе с этим и способность здраво мыслить.

Настороженный альтаирец притягивает меня к себе, словно пытаясь оградить от предполагаемой опасности. Вот и пойми его после этого! То хочет мне шею свернуть, то как с последней беспутной обращается, то берет под защиту. Видимо, это что-то из разряда: орать и обижать ее могу только я сам, а остальные не смейте. В этом они с Анигаем весьма похожи.

— Что происходит? — испуганно шепчу я, покрепче цепляясь за его одежду.

А происходит то, что все вокруг, как по волшебству, оживает, превращаясь из руин в бурлящую жизнью деревушку.

Растерянно оглядываемся. Дом принимает жилой вид. Со стен исчезает гарь. На окнах появляются симпатичные шторки, в центре комнаты — стол, накрытый белоснежной скатертью. И тут я вижу старушку! Сначала она словно призрак. Полупрозрачное видение. Но уже минуту спустя фигура пожилой женщины, накрывающей стол к обеду, принимает полностью реальные очертания. Дверь распахивается, на пороге появляется бородатый старик с добрыми смеющимися глазами, в льняной светлой рубахе, темных штанах, заправленных в сапоги. Он проходит в дом, абсолютно не замечая ошарашенных гостей. Садится на кровать рядом с нами.

Я бросаю взгляд в распахнутую дверь и замираю от шока: вместо пустынной, поросшей бурьяном площади пред нами веселая ярмарка — и сотни празднично разодетых ЖИВЫХ поселян.

* * *

Крепко вцепившись в руку растерянного Эвана, иду следом за ним по ожившей, бурлящей праздничной площади. Ярмарка в самом разгаре. С изумлением осматриваюсь: кто все эти люди? Призраки прошлого? Время действительно словно обратилось вспять: на моих глазах осколки ваз соединяются воедино, скелет собаки, валяющийся под ногами, превращается в симпатичного, дружелюбного пса, который, виляя хвостом, бежит за семилетним смеющимся мальчишкой, чьи кости еще пару секунд назад лежали в кустах неподалеку. Но если это прошлое, то почему в самом центре деревушки по-прежнему стоит явно заброшенное здание, обложенное цветами, словно мемориал? Та самая церковь, в которую заходили мы с Эваном.

Ничего не понимаю! Абсолютно ничего!

Лавируя сквозь радостную, нарядно разодетую толпу, мы подходим к нашим не менее ошарашенным спутникам, стоящим у старого колодца.

— И часто у вас на Дарии мертвые воскресают? — заторможенно интересуется землянин, не сводя глаз со стайки красивых девушек — они совсем рядом с нами, с воодушевлением примеряют разноцветные бусы.

— Не очень, — честно признается Анигай.

— Может, это отголоски? — На удивление расхрабрившаяся Мэд подходит к девушкам-призракам. С любопытством рассматривает украшения, разложенные на прилавке торговца. — Красивые. Я тоже такие хочу! Ада, глянь, какие браслетики!

На автомате делаю шаг к подруге, но Эван останавливает:

— Куда?! Я тебе лучше в Адейре браслетики куплю.

— Женщины! Побрякушки ценнее жизни! — пренебрежительно фыркает братец, оттаскивая от прилавка недовольную Мэдлин. — Иди сюда, курица! Это не отголоски! Не может их быть целая деревня, к тому же… Мы уже минут десять на них любуемся. Отголоски бы давно растворились.

Для чистоты эксперимента Дерек подходит к парочке беседующих поселян, проводит ладонью перед глазами одного, затем другого. Оборачивается к нам.

— Они нас не видят.

— Призраки?! — взвизгивает Мэдлин.

— Скорее это мы для них призраки, — задумчиво отзывается Эван, вглядываясь в поселян.

— И как долго все это будет продолжаться? — Анигай пытается ударить проходящего мимо деревенского парня, но рука с легкостью проходит сквозь него. — Если это прошлое, то почему храм не изменился?

— А может, это настоящее, — внезапно выдает Мэд. — Ну, типа жизни после смерти. Ада рассказывала мне про земного Бога. — Она оборачивается к Дереку. — У вас, землян, вроде так?

Анигай удивленно присвистывает:

— Опаньки! А ты, оказывается, и мозгами пользоваться умеешь?

Для братца становится откровением наличие у шатеры интеллекта. И зря. Мэд более чем не дура. Не зря же у нее хватает ума скрывать от посторонних свои мозги.

— В отличие от тебя — да, — не остается в долгу шатера.

— Типа параллельного измерения? — резюмирует Дерек, тоже заметно впечатленный догадкой Мэд. — Они вроде умерли — и не умерли одновременно. Живут себе припеваючи в этом мире, забот не знают. Для них жизнь после смерти просто продолжилась. Вот только что это? Магия Сумрачного леса?

— Вряд ли. — Эван оглядывается по сторонам. — Тогда они были бы просто отголосками. Мне кажется, здесь действует что-то гораздо более сильное. Сумрачный лес не смог защитить деревню от нападения, а эта магия — смогла. Возможно, Мэд права. Отар здесь ни при чем.

— И что будем дальше делать? Стоять и смотреть? — интересуется Мэд. — Не знаю, как вам, а лично мне не сильно приятно торчать в толпе полупризраков, которые то и дело проходят сквозь тебя.

Слова недовольной шатеры звучат весьма здраво. Особенно учитывая, что как раз в этот момент через Мэд проходит старушенция с клюкой.

Оставаться в ожившем поселении больше нет смысла. Осторожно лавируя в толпе воскресших жизнерадостных поселян, ориентируясь на направление, указанное компасом, идем к окраине деревни. Как только поселение остается позади, ярмарочный гул смолкает.

Оборачиваюсь.

На месте развеселой ярмарки, свежевыкрашенных домов все та же неприглядная, поросшая бурьяном и деревьями пустошь, на которой одиноко торчат полуразрушенные выжженные домишки.

Резкий порыв ветра приводит в движения колокол, висящий под куполом каменного храма. Приглушенный заунывный перелив колоколов растекается по округе, словно напоминание о том, что жизнь и смерть всегда рядом.

— Смотрите! Смотрите! — заинтригованно взвизгивает Мэд, показывая на один из домов на самой окраине деревни. — Вы ее видите? Видите?!

На этот раз сомнений нет: перед нами отголосок. Девушки. Совсем юной. Лет пятнадцати-шестнадцати. Моя ровесница. Она возникает из воздуха. На бегу. И она не живая, как поселяне на ярмарке. Почти прозрачная. За девушкой словно шлейфом веет холодным дыханием смерти. Не знаю, как остальные, но я чувствую его кожей.

Да… Это точно отголосок. Я бы даже сказала не так…

Девушка-призрак.

Я не чувствую в ней радости, которая исходила от воскресших жителей сожженной деревушки. Напротив: при виде ее мою душу захлестывают страх, беспокойство, тревога и… желание. Острое, неконтролируемое, неподвластное разуму.

Ее желание. Совпадающее каким-то невероятным образом с моим — любить и быть любимой.

Босоногая. В длинном льняном платье. Редкие для Дария светло-русые волосы спадают ниже талии. Чтобы не разлетались на ходу, они в нескольких местах перехвачены тесьмой, образуя волны. Я сама частенько делаю так, когда мне бывает лень плести косу.