рано или поздно придется возвращать, а тот, как известно, мелочиться не любит.

Лицо легионера расплылось в счастливой улыбке:

— Живет — не тужит, и каждый день благодарит вас, мой господин!

Убрав улыбку, Наврус посуровел:

— Незачем меня благодарить, я за справедливость и своих ребят никому в обиду не дам. Мы проливаем кровь за империю, и не след всякой чинушной сволочи пить из нас кровь. Пока я жив, никто не посмеет обидеть моих бойцов!

Подмигнув легионеру, мол, знай наших, Фесалиец пошагал вдоль строя, и по глазам стоящих перед ним солдат он видел — каждое его слово услышано. Пора было переходить к главному, и Наврус уже высмотрел того, с кого все должно начаться. «Понций, так его зовут, — стратилат повторил про себя, — центурион первой когорты, первого легиона. Авторитета у этого легионера побольше, чем у обоих легатов вместе взятых».

Темная история Понция подходила как нельзя лучше. Когда тот маршировал в очередном походе, его отец и старший брат были зарезаны неизвестным убийцей на улице Царского города, а младший, пользуясь отсутствием Понция, обстряпал все так, что тому не осталось ни кола, ни двора. Поговаривали даже, будто младший братец и нанял убийцу, но доказать ничего не смогли.

Подойдя к легионеру, Наврус притормозил и, остановившись, задрал голову:

— Как жизнь, центурион?

Понций чуть усмехнулся:

— Неплохо, мой господин, грех жаловаться.

Покивав с важным видом, Фесалиец сделал вид, будто уже собрался идти дальше, но в последний момент передумал. Подняв тяжелый взгляд человека, озабоченного муками совести, он вновь обратился к центуриону:

— Ты вот, Понций, человек в армии известный, твоя честь и преданность долгу служат примером для молодежи. Скажи мне… — Наврус выдержал паузу, показывая, что сомневается в своем праве говорить, но все-таки продолжил: — Чего заслуживает человек, убивший своего отца и брата ради наследства?

По закаменевшему враз лицу центуриона было понятно, что искра упала в кучу сухого хвороста.

— Смерти! — Понций выкрикнул, не помедлив ни на секунды. Было очевидно, что это вопрос тот уже для себя давно решил.

Сделав вид, что обдумывает слова центуриона, Наврус помолчал, а затем вновь спросил:

— А если этот человек — твой командир?

Лицо Понция напряглось, а весь плац затих так, что Фесалиец услышал над собой жужжание мухи. Он доверительно улыбнулся, дожимая центуриона:

— Не бойся, я никого не имею в виду. Можешь говорить, что думаешь.

— Не мне судить командиров. — Губы ветерана сжались в жесткую нить. — Но я под началом такого человека служить бы не стал.

Наврус хищно прищурился, впиваясь взглядом в лицо солдата.

— Да, задал ты мне задачу, Понций!

Прозвучавшая фраза словно перевернула все с ног на голову — теперь получалось, будто центурион требует ответа от стратилата. Наврус сделал озадаченное лицо и, будто наконец решившись, повысил голос:

— Согласен с тобой, центурион, нельзя служить человеку без чести, запятнавшему себя убийством отца и брата, даже если он твой трибун, легат или сам император!

Почувствовав момент, Фесалиец заорал на пределе возможностей своих связок:

— Слушайте меня, сыны Великой Туры. Слушайте и решайте! Сегодня наследник престола Василий убил отца, убил родного брата и кровавыми руками возложил на свое чело венец базилевса. Я не могу и не буду служить кровавому убийце! А вы? Что вы скажете? Я позвал вас сюда, чтобы спросить, кто вы? Жалкие наемники, служащие любому за кусок серебра, или гордые сыновья Туры, потомки тех людей, что выбирали императоров и сажали их на престол!

Гробовая тишина встретила эти слова, и, теряя уверенность, Наврус постарался сохранить твердость голоса:

— Я, ваш командир, спрашиваю: кто вы? Достойные граждан, служащие своей стране и ее законам, или людишки без чести и совести? Позволите вы править тирану, обагрившему руки кровью отца и брата, или выберете достойного вас императора? Там… — Фесалиец вытянул руку в сторону императорских шатров. — Там сейчас Василий убивает последнюю надежду Туры, прямого потомка Корвина Великого — цезаря Иоанна! Вы все видели его на поле боя, когда варвары бежали, оставив своего командира. Вы все видели Иоанна Корвина, в одиночку вставшего на пути сардийской конницы! Вот кто должен править империей, а не кровавый отцеубийца. Иоанн Корвин ждет вашей помощи! Он томится в застенках в ожидании смерти, и только вы можете его спасти! Я, Наврус Фесалиец, стратилат Великой армии, призываю вас встать вместе со мной на защиту справедливости и законного государя!

Тишина по-прежнему висела над плацом, и Наврус с ужасом осознал, что проиграл. Голос окончательно сел, и давящее молчание легионеров сбивало с мысли. «Не вышло, — забилась в голове предательская мысль, — эти люди совсем отвыкли бунтовать, умер грозный дух воинов Туры!» Он метнулся взглядом в одну сторону, в другую и увидел, как пришедший в себя Клавдий Агриппа вытащил меч и с криком: «Измена!» — рванулся в его сторону. Несколько трибунов, обнажая оружие, двинулись за ним, и недавний главнокомандующий, вдохновленный поддержкой, заорал:

— Арестовать изменника! Я приказываю арестовать бывшего стратилата!

Агриппа со своей свитой уже был в десяти шагах, когда рядом с отчаявшимся Наврусом вдруг выросла мощная фигура Понция. Меч центуриона вылетел из ножен, подтверждая его грозный рык:

— Убью любого, кто посмеет тронуть стратилата!

Агриппа и трибуны остановились в нерешительности, а бешеный взгляд Понция прошелся по лицам легионеров.

— Я хочу служить достойному императору! — Голос центуриона взлетел до небес: — Долой отцеубийцу!

Это послужило той песчинкой, что столкнула гору, и крик десяти тысяч глоток громом пронесся по плацу:

— Долой отцеубийцу! Иоанна Корвина на престол! Хотим Иоанна!

Тиверий и Колан во главе своих десятков уже бросились разоружать Агриппу и его людей, а сияющий Наврус, облегченно выдохнув, обернулся к стоящему за спиной Прокопию.

— Видал! Все у нас получилось!

Бледный как смерть патрикий лишь покачал головой и прошептал:

— Ну и везучий же ты сукин сын, Наврус!

Хмыкнув, Фесалиец набрал в легкие побольше воздуха:

— Воины Туры, ваш император в опасности! Спасайте императора!

Крича на ходу, Наврус побежал через лагерь к шатрам базилевса, чувствуя, как многотысячная толпа следует за ним. Топот легионеров громыхал за его спиной самой упоительной музыкой в жизни, и он, не слыша надрывающегося Прокопия и не видя ничего, кроме позолоченных верхушек императорских шатров, бежал, наслаждаясь торжеством своей победы.

— Вон он, вон! — Крича во все горло, патрикий все же ухватился за пыхтящего на бегу Навруса. — Иоанн