Варя перевернула последнюю страницу и в этот момент услышала чей-то голос, такой далекий, что он показался ей голосом из другого мира:

– Девушка, вы что сидите? Приехали уже, конечная…

Очнувшись, Варя увидела молодого парня – водителя троллейбуса. Он смотрел на нее нетерпеливо:

– Выходим. Конечная остановка.

– О Господи! – Варя в ужасе всплеснула руками.

– Да вы плачете, что ли? Что-то случилось?

– Нет-нет, ничего, все в порядке… – Варя вытерла слезы и, поднявшись, вышла из троллейбуса.

На часы даже смотреть страшно было. Но она все-таки заставила себя это сделать и поняла, что спектакль в театре закончился двадцать минут назад. Всех детей уже забрали родители, а Никита до сих пор стоит и ждет ее, вероятно, сходя с ума от страха…

– Маленький мой. – Сердце у Вари сжалось. – Господи, ну как же я так… Вот ведь…

Перебежав дорогу, Варя остановилась и взмахнула рукой в надежде остановить такси. Несколько попыток не увенчались успехом. Время шло, и это сводило ее с ума.

Она никак не могла прийти в себя от случившегося. Нет, неудивительно, что она проспала остановку, – читая эти строчки, обо всем на свете забудешь. За короткий промежуток времени она успела словно прожить целую жизнь и убедиться, насколько тяжелой она была, насколько трагичной…

Перед глазами возникло лицо Артема. Его теплый внимательный взгляд, тихий голос. А потом лицо Артема исчезло, и вместо него возникло лицо Кристины. Лицо Кристины, запечатленное на бумаге – ручкой, карандашом, снова ручкой, листок в клетку, листок в линейку, листок из блокнота, обрывок газеты. Бесконечные портреты, которые Артем, видимо, рисовал все эти десять лет, пока они были в разлуке.

Нет, это не может быть правдой. То, что увидела Кристина, – или это был сон, просто мираж, или же этому существовало какое-то объяснение. Варя даже представить себе не могла какое, но знала – оно есть. И пожалуй, никто, кроме самого Артема, не сможет ответить ей сейчас на этот вопрос.

Достав из сумки мобильный телефон, она отыскала в списке последних вызовов его номер и нажала на клавишу посыла вызова.

– Варя? – раздался в трубке его немного удивленный голос.

– Да, это я, Артем. Послушай, расскажи мне, что случилось в тот день десять лет назад…

– Что? О чем ты?

– Прошу тебя, Артем, пожалуйста, в двух словах… У меня сейчас нет времени, мне ребенка нужно забрать из театра, он ждет меня уже полчаса…

– О чем ты, Варя? Я не понимаю…

Варя вздохнула и попыталась взять себя в руки: в самом деле, с точки зрения Артема, все это выглядело, мягко говоря, странно.

– Ладно, это сейчас не главное. Тогда скажи мне: ты ее любишь? До сих пор любишь или забыл уже?

В трубке повисло тяжелое молчание.

– Варенька, я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я о Кристине. Ее портреты… Я нашла у тебя в ящике письменного стола. Извини, я понимаю, что это нехорошо…

– О Кристине? При чем здесь Кристина? Вы что, знакомы?

– Артем, прошу тебя, ответь, это очень важно…

Он снова замолчал ненадолго, видимо, пытаясь справиться с эмоциями.

– Хорошо. Пусть я абсолютно ничего не понимаю, но если ты так сильно меня об этом просишь и тем более если ты так сильно куда-то опаздываешь, я скажу тебе… Я отвечу на твой вопрос… Видишь ли, мы с Кристиной любили друг друга десять лет назад, а потом расстались… Из-за одного неприятного случая…

– Ты любишь ее? – нетерпеливо перебила Варя. – Любишь до сих пор?

– О Господи! – Теперь настала очередь Артема произнести эту фразу, которая за последний час стала просто хитом. Он вздохнул, а потом, словно смирившись, ответил просто и тихо: – Ну, ты ведь сама видела эти рисунки. Конечно, я ее люблю. До сих пор.

– Тогда срочно, слышишь, срочно поезжай к ней. Я позже приеду, я сейчас не могу, меня ребенок ждет…

– Варя, о чем ты? Что за ерунда… Может быть, мы все-таки о разных Кристинах говорим… По крайней мере та, которую я знал десять лет назад, – она сейчас в Париже… Она вышла замуж и уехала во Францию, я это знаю совершенно точно…

– Она уже вернулась из Франции, Артем. И она больше не замужем.

– Вот как?

– Но это не главное. Главное то, что Кристина сейчас в больнице. В тяжелом состоянии, в реанимации. И я уверена, что ты ей сейчас очень нужен. Ты нужен ей сейчас так, как никто другой…

* * *

Наконец-то ей удалось остановить проезжающую мимо машину. Она села на переднее сиденье, даже не поинтересовавшись у водителя, согласен ли тот ее везти. Лишь посмотрела на него умоляющим взглядом и попросила:

– Пожалуйста, побыстрее…

– Если скажете куда – постараюсь.

Варя объяснила маршрут и принялась ждать его окончания, нервно теребя сумку. Внутреннее напряжение достигло предела – казалось, она вся превратилась в комок оголенных нервов. Сердце стучало, обгоняя секунды, а светофоры, встречающиеся на пути, просто сводили с ума. Она ненавидела всех без исключения пешеходов, которые неторопливо вышагивали через дорогу, проклинала машины, которые заполонили проезжую часть, создавая время от времени небольшие пробки. А саму себя вообще готова была убить за то, что проехала нужную остановку и потеряла столько времени.

«Никитка, бедненький… Столько времени ждет – наверняка решил, что со мной что-то случилось… Несчастный ребенок, представляю, как он сейчас испуган… Плачет…»

Варя и сама готова была расплакаться. А в тот момент, когда такси, вильнув к обочине, наконец притормозило как раз напротив здания театра, готова была расцеловать водителя. Расплатившись, она выскочила из машины. Но, сделав всего лишь несколько торопливых шагов, остановилась.

Сердце, до этой минуты стучавшее так быстро, внезапно упало куда-то вниз и остановилось совсем. Замерло, не в силах справиться с тем, что увидела Варя.

Площадка перед зданием театра была пуста. Никиты не было. А ведь они договорились, что встретятся именно здесь…

«Успокойся!» – приказала она себе. В самом деле, Никита мог ждать ее в фойе, ведь столько времени стоять на улице, на холодном ветру просто невозможно. Наверное, он просто замерз, уговаривала она себя, и решил зайти внутрь, подождать ее там, в тепле…

Стрелой взлетев по ступенькам, она распахнула дверь и оказалась в фойе. Огляделась по сторонам и вдруг почувствовала, что ноги отказываются ее слушаться. Ноги стали ватными, они буквально подкашивались от этого непередаваемого ужаса, который накрыл ее обжигающей ледяной волной.

В фойе было пусто.

– Никита! – позвала она робко, надеясь все же, что сын притаился где-нибудь за колонной, решил напугать ее. Вот сейчас, еще секунда – и он появится из-за колонны, бросится ей навстречу, повиснет на шее: «Испугалась? Здорово я придумал, а? Ну где же ты была, мама…»