отсутствия... Сердце у меня билось при этой мысли, но, в то время как поезд уносил меня вдоль полей, к моему чувству примешивалась легкая тревога. Не было ли неблагоразумием то, что я делал? Время украшает прошлое обаянием, и я, быть может, рисковал испытать жестокое разочарование?

Полный таких опасений, прибыл я в Клерваль. Едва выйдя из поезда, я почувствовал сожаление, но было уже поздно отступать, и я направился к выходу из вокзала. Вдоль тротуара стояли в ряд два-три омнибуса, один из которых немедленно привлек мой взор. Это была древняя колымага, запряженная двумя старыми лошадьми, с надписью на дверцах: «Гостиница Трех Голубей». Прочтя эти слова, я сразу успокоился. Гостиница Трех Голубей и ее ветхий омнибус — это был весь прежний Клерваль, вышедший мне навстречу; я готов был расцеловать кучера, которому вручил мой чемодан!

Франсуа Бераг помолчал с минуту, потом продолжал:

— Я хотел войти в Клерваль пешком, чтобы лучше насладиться первыми впечатлениями. По мере того как я шел, мне открывался мой былой Клерваль, такой, каким я его покинул. Некоторые города изменились, но здесь все осталось по-прежнему. Я вновь узнавал улицы, Церковную площадь и Рыночную площадь, мэрию, маленький мост через реку, лавку аптекаря. Клерваль остался Клервалем моего детства. Вдруг я затрепетал. Передо мною был дом, где я родился, где жили когда-то мои родители. Он тоже, этот дом, был вполне похож на образ его, сохранившийся в моей памяти, до того похож, что мне потребовалось сделать над собой величайшее усилие, чтобы не позвонить у входа. Меня встретят дорогие мне лица, и я буду спать под родной крышей, на моей узенькой детской кровати!

Иллюзия была так сильна, что последовавший затем вечер был для меня довольно грустным. Возвратившись в гостиницу Трех Голубей, я там пережил мои давнишние годы. Они были сладостны, и их вереница, в ее милом однообразии, пронеслась в моей памяти со всеми их маленькими горестями и крошечными печалями. Один раз, впрочем, я был по-настоящему несчастен, и этот самый эпизод моей детской жизни я хочу вам рассказать.

Франсуа Бераг медленным движением натянул плед, вновь соскользнувший с его колен.

— Родители мои вели в Клервале жизнь довольно строгую, поэтому было значительным событием известие о бале, на который их пригласил господин де Ла Неруз, в своем имении в Брешане. В течение недель я слушал, как обсуждались приготовления к этому празднику. Несколько раз я сопровождал мою мать к портнихе. Я с любопытством смотрел на примерку платья. Я осыпал мою мать вопросами, в чем будет, собственно, состоять этот бал у господина де Ла Неруза. Я страстно им интересовался, до такой степени, что странное желание зародилось в моей маленькой головке.

Наконец великий вечер настал. Моя мать оделась до обеда, потому что надо было рано выехать по причине довольно длинного пути в Брешан, который надлежало сделать в карете... За обедом я был очень молчалив, но в ту минуту, как мать уже собралась со мною попрощаться, я бросился с плачем в ее объятия и заявил, что тоже хочу ехать на бал и что она должна непременно взять меня с собой.

Мои родители стали сначала смеяться моему капризу, но вскоре дело приняло плохой оборот. Напрасно обещали они мне награду, если я соглашусь быть разумным; я упорствовал. Невозможно было меня урезонить. Я плакал, топал ногами. В конце концов мой отец потерял терпение. Угрозы помогали столь же мало, как обещания. Между тем пора было уже ехать. Тогда отец вышел из себя. Он резко схватил меня за руку, в одну минуту силой уложил в кровать, закрыл дверь и удалился.

Сперва я был ошеломлен таким обращением, потом начал испускать крики бешенства и рыдать в отчаянии. Старая няня Люси, прибежавшая, чтобы утешить меня, даром теряла свои усилия. Я наполнил дом своими воплями. Не зная, что делать, бедная Люси принялась тоже плакать. Я убежден, что в глубине души она сердилась на моих родителей за то, что они не уступили капризу ее «любимца». Она вытащила из своего кармана большой клетчатый платок и стала вытирать им глаза, когда вдруг подняла голову в удивлении.

Сидя на кровати, я теперь улыбался с видом удовлетворенным и торжествующим, с видом человека, получившего реванш. И действительно, таково было мое положение. Что мне за дело было сейчас до того, что мои родители отказались взять меня с собой на бал к господину де Ла Нерузу! Я тоже отправлялся теперь на праздник, на праздник еще более прекрасный, чем тот, которого меня лишили. Стоит мне заснуть, как за мною явится карета маркиза де Карабаса, чтобы отвезти меня ко дворцу принца Хохлика. По дороге мы прихватим Золушку и Принцессу Разумницу, Кота в сапогах и Мальчика-с-пальчик. Потом мы все вместе войдем в великолепный дворец, освещенный жирандолями. Ослиная Кожа и Спящая Красавица выйдут нам навстречу и откроют бал вместе с Очарованным Принцем. Там будут реверансы и кадрили, сласти и фейерверк. Мы будем танцевать до утра, и я принесу домой для моей няни Люси большой пирожок, осыпанный бриллиантами!

Франсуа Бераг засмеялся улыбкой, которая так меланхолически молодила его тонкое худое лицо, и добавил:

— Таков, молодой человек, был мой первый бал, и таково было событие, впервые обнаружившее мне благодетельную силу воображения. Сколько раз в моей жизни прибегал я к его чарам, чтобы забыть печальную действительность! Вы можете рассказать вашим читателям эту историю. Она им объяснит, почему Франсуа Бераг никогда не пытался чем-нибудь стать и каким образом мечты возместили ему невзрачность его судьбы.

ПИСЬМО

Так как весь этот серый осенний день был довольно меланхоличен, я испытал некоторое удовольствие, когда, возвратясь домой после долгой ходьбы по размокшим дорогам, вновь обрел у себя пылающий огонь и зажженную лампу. Удобно устроившись возле камина, я сразу почувствовал своего рода эгоистическое удовлетворение. Но это ощущение длилось недолго, и когда я окончил превосходный обед, приготовленный для меня моей служанкой Клодиной, я снова впал в довольно мрачные мысли, для которых не было особенного основания.

Правда, погода могла сама по себе объяснить тяжелое состояние духа, которое