забыл сказать о том, что в тылу у нас окажется Моргантина, и осажденные в любой момент могут сделать вылазку и ударить нам в тыл, – напомнил Терамен, внимательно слушавший александрийца.

– Моргантинские обыватели и их рабы плохо вооружены и обучены для того, чтобы сражаться на открытом месте, – спокойно сказал Мемнон. – Думаю, одного отряда в тысячу человек из двенадцати тысяч, которыми мы располагаем, будет достаточно, чтобы отразить их нападение, если они отважатся на вылазку.

Предложение Мемнона показалось большинству командиров слишком рискованным. Согласны с ним были лишь Диоксен, Аминандр и Френтан.

Последнее слово осталось за Сальвием, который неожиданно для всех одобрил план александрийца.

– Мемнон прав, – сказал он. – Он предлагает перехитрить самонадеянного претора, заставив его принять сражение на выгодной для нас позиции, какой является склон горы под Моргантиной. Даже если претор не решится напасть на нас сразу после захвата нашего главного лагеря, мы будем оставаться на месте, располагая двумя укрепленными лагерями у себя в тылу, куда в случае надобности отступим.

Приняв решение, Сальвий распустил совет.

Он ожидал, что претор, выступив с рассветом от Леонтин, подойдет к Моргантине не раньше пятого часа следующего дня. Поэтому латинянин отдал приказ всем отрядам занять свои позиции рано утром в час первой дневной стражи.

Но ни Сальвий, ни его командиры не знали, что Нерва, разбивший накануне свой лагерь у Леонтин, поднял своих солдат во вторую стражу ночи и ускоренным маршем, без обоза, повел их к Моргантине с целью напасть на мятежников в рассветный час, поразив их своим неожиданным появлением.

К счастью для восставших, Сальвий, страдавший в эту ночь бессонницей, приказал незадолго до рассвета разбудить Мисагена и послал его на разведку в сторону Леонтин.

Мисаген и его конники вернулись, когда уже начало светать. Он сообщил, что вражеское войско приближается к Моргантине, находясь всего в двух милях от главного лагеря.

Сальвий, возблагодарив богов и за свою бессонницу, и за внушенную ими мысль провести ночную разведку, тотчас приказал трубить подъем во всех трех лагерях. Терамену, Диоксену, Аминандру и Френтану он приказал поспешить с выводом солдат на исходные позиции.

В главном лагере он оставил около двух тысяч всадников во главе с Мисагеном, приказав нумидийцу как можно дольше задерживать врага, осыпая его из-за частокола всеми видами метательного оружия, после чего, не вступая с римлянами в ближний бой, быстро отступить двумя отрядами на оба крыла построенной для боя фаланги.

Конники Мисагена, спешившись, едва успели занять позиции у частокола по обе стороны задних ворот лагеря, как на дороге показалось преторское войско, которое быстро сменило походный порядок на боевой и без крика двинулось в наступление. Только когда до лагеря оставалось не более трехсот шагов, взревели трубы, и солдаты претора, издав воинственный клич, устремились вперед, держа копья наперевес.

Диодор писал: «Претор, придя ночным маршем на помощь городу и имея с собою почти десять тысяч воинов из италийцев и сицилийцев, застал мятежников, занятых осадой. Он напал на их лагерь в то время, когда лишь небольшое количество воинов охраняло его, большое количество пленных женщин и другой разнообразной добычи».

Ров перед лагерным валом был неглубок, а частокол редок. Только в некоторых местах подступы к лагерю преграждали срубленные и обращенные кронами к неприятелю большие деревья с заостренными ветвями.

Солдаты претора, несмотря на сыпавшиеся из-за частокола лагеря камни и дротики, преодолели ров и полезли на вал, прикрываясь щитами. Критские и акарнанские стрелки из луков почти без промаха разили стрелами тех из повстанцев, которые выскакивали из-за укрытий, чтобы завязать с наступавшими ближний бой.

Мисаген, увидев, что враг продолжает неудержимо двигаться вперед, приказал своим воинам садиться на коней. Выехав из лагеря через главные ворота, обращенные к Моргантине, всадники разделились на два отряда и отъехали на фланги строившегося на склоне горы войска восставших.

Претор Нерва был доволен пылом своих солдат. Подъехав к лагерному валу на своей боевой колеснице, он напутствовал их криками:

– Вперед, храбрецы! Никакой пощады этим разбойникам! В плен берите только тех, кто бросит оружие и встанет на колени! Остальных рубите в куски!

Первыми ворвались в лагерь луканцы и бруттийцы. Добив копьями нескольких раненых мятежников, они разбежались по всему лагерю в поисках врага, но, к удивлению своему, никого не обнаружили, кроме сбившихся в одну большую толпу молодых женщин, визжавших от страха. Это были пленницы и беглые рабыни, которые большею частью добровольно следовали за войском восставших от самой Цены.

В это время Сальвий и его командиры уже закончили построение своих бойцов на склоне горы, причем около тысячи двухсот воинов во главе с Френтаном заняли позицию, стоя лицом к въездным воротам города, обращенным в сторону Леонтин. Они должны были отразить нападение горожан, если бы те решились на вылазку.

В центре расположились три тысячи воинов Терамена. Они были вооружены лучше всех тем оружием, которое доставили пираты с Крита. Около двух тысяч повстанцев, имевших на вооружении лишь заостренные колья и деревянные палицы, обитые кусками меди и железа, расположились на левом фланге, который защищали всадники под командованием Мисагена и Мемнона. Еще около трех тысяч человек растянулись цепью позади строя тяжеловооруженных. Они имели большой запас камней и дротиков с заостренными каменными наконечниками, которыми должны были забрасывать врага через головы товарищей, стоявших ниже по склону горы. Правый фланг занимал Диоксен с четырьмя тысячами бойцов, построенных в десять рядов. Вооружены они были копьями и саррисами. К ним присоединились также всадники, отступившие из лагеря.

Между тем Нерва разослал приказ всем командирам, чтобы они, не останавливаясь в захваченном лагере, выводили солдат на равнину и выстраивали их для решительной битвы. Однако выполнить этот приказ оказалось непросто. В лагере, кроме женщин, солдаты претора нашли богатую добычу и увлеклись грабежом.

Командиры довольно долго наводили порядок среди своих подчиненных. Прошло не менее часа, прежде чем солдаты прекратили грабеж и, покинув лагерь, выстроились в виду города для нового наступления.

Претор рассчитывал на то, что в разгар битвы осажденные моргантинцы сделают вылазку, бросившись на мятежников с тыла. На стенах города давно уже заметили успешные действия претора, первым же ударом выбившего рабов из их лагеря. Оттуда неслись приветственные крики, обращенные к претору и его воинам.

– Не пройдет и четверти часа, как весь этот сброд превратится в объятую ужасом толпу беглецов! – воскликнул Нерва, обращаясь к окружавшим его советникам и акцензам.

– Но надо признать, что позицию они выбрали весьма удобную, – обеспокоенно заметил Консидий Вер, указывая на занятый пехотой противника склон горы. – У меня создается впечатление, что они уже давно поджидают нас здесь. Уж не ловушка ли это?

– Что за вздор ты несешь, Луций Консидий! – возмутился претор. – О какой ловушке говоришь? Лагерь мною взят. Враг бежал и вряд ли окажет нам серьезное сопротивление, имея у себя в тылу Моргантину, защитники которой не замедлят выступить нам на помощь. В конце концов, для чего мы сюда пришли? Гадать о стратегемах, которыми хотят удивить нас эти безмозглые варвары, или одним ударом раз и навсегда покончить с позором рабского мятежа? Мои воины уже почувствовали вкус крови. Смотрите, они только и ждут моего приказа к наступлению. Вперед! Только вперед! Приказываю немедленно наступать! – с силой выкрикнул Нерва.

Под рев труб преторское войско густыми колоннами двинулось вверх по склону горы.

Сражение началось и закончилось так, как предсказал Мемнон на военном совете.

Тяжеловооруженные противники еще не успели сойтись друг с другом, как на головы поднимавшихся вверх по склону горы сицилийцев и италийцев посыпался град камней и дротиков, которые летели через сомкнутый строй фаланги восставших и разили наступавших почти без промаха. Фронт преторских солдат заколебался и замедлил движение. Сальвий, внимательно следивший за всеми действиями врага, приказал трубить наступление, и вскоре оба войска сошлись, оглашая окрестности дикими воплями.

Наступая вниз по склону восставшие сразу стали