class="z1" alt="" src="images/i_073.png"/>

Глава 16

Все дело в сердце

ёв стонал во тьме. Эхо, бродящее под высокими сводами, множило его страдания и вливало их в уши Рунд, как раскаленный металл. Наверное, так оно и задумывалось Якобом: одного искалечить, а другого свести с ума? Как бы то ни было, очень скоро Рунд перестала проваливаться даже в вязкую полудрему. Хотелось пить и есть, но больше всего – чтобы Бёв наконец заткнулся.

Однако смерть не торопилась к нему приходить. Рунд вспомнила об ильшад – жрецах тайного культа, которые освобождали тацианцев от предсмертных мук. Как жаль, что их не было в этой вонючей дыре. Впрочем, кто бы здесь раскошелился за тахери?

Словно услышав ее мысли, Бёв застонал особенно громко и захныкал, как дитя. Он казался привидением, заплутавшим в отсыревшей тьме. Невольно Рунд почувствовала раздражение: ему все равно не жить, а у нее еще есть надежда, пусть и малая – так почему бы Бёву уже не сдохнуть и не дать ей спокойно посидеть в тишине?

– Почему бы тебе не сдохнуть? – Эту фразу Рунд произнесла вслух, но Бёв, если и услышал ее, был не в состоянии ответить. Только замычал, но Рунд не разговаривала на языке немых. И ей вполне хватало собственных мучений.

Руки горели, объятые невидимым пламенем. Распухли – еще пару дней и, вероятно, отвалятся вовсе. Тит прогадал, ошибся, как всегда. Лучшим подарком для Рунд стала бы быстрая смерть. Но глупый лорд решил под конец своей никчемной жизни проявить благородство – и, как всегда, не вовремя.

Рунд вспомнила жар пещеры, отведенной для пыток. Огонь, бушующий в горниле. Сильные руки кузнеца, по своей воле ставшего палачом. Запах горящей плоти, дразнящий ноздри. Всю жизнь люди рвали ее на части, терзали, а смерть стояла рядом и наблюдала за этим. Иногда Рунд казалось, что она видит богиню – та поочередно примеряла на себя разные лица. Дацин, Тит, Гатру, Кация, Шим. Расплывчатые черты матери, которой Рунд не помнила.

«Хватит себя жалеть».

Но, с другой стороны, жалость к себе – все, что у нее осталось.

Стенания Бёва затихли – то ли скончался, то ли потерял сознание. Такое часто случалось, но боль была немилосердна к Бёву и быстро выдергивала его из полузабытья. Рунд охотно довершила бы начатое Якобом собственными руками. Бёв сделал бы для нее то же самое. Возможно, он даже любил ее – по-своему. Какая теперь разница?

Бёв заставил ее убить младенца. Но так ли это на самом деле? А если внутри нее всегда зрело зло – ненасытное, жадное, яростное чудовище? И сейчас она получала по заслугам.

«А ты еще в этом сомневаешься?»

Рунд, дрожа, завернулась в хлипкое одеяло и прислонилась к стене щекой, покрытой рубцами. На этот раз обморок Бёва затянулся, и Рунд не заметила, как уснула. Из болезненной кровавой дремы ее вырвали скрип несмазанных петель и пламя, вторгшееся в пещеру. Рунд прикрыла глаз дрожащей рукой и едва удержалась от того, чтобы не отползти подальше. Звенья цепи змеиными кольцами заскользили по камням.

– Ты жива? – В голосе, окликнувшем ее, слышались сомнение и тревога. Надо же, хоть кому-то на нее не плевать. Тяжело ступая, гость прошел вперед и выставил перед собой факел вместо меча.

Рунд понадобилось время, чтобы узнать в пришедшем Горика. И Рунд обрадовалась при виде знакомого лица. Здесь, в застенках, легко было соскучиться даже по такому отребью. С тех пор как они не виделись, Горик успел избавиться от бороды и побриться налысо. Выглядел он неважно – бледный, осунувшийся, – а в левой руке держал что-то, завернутое в тряпку. Бёв, услышав голос, очнулся и заскулил, как пес.

Горик, впрочем, не обратил на эти звуки никакого внимания. Осторожно ступая, он подошел к Рунд и бесцеремонно ткнул в ее сторону факелом. Жар едва не опалил волосы, Рунд выругалась и отшатнулась, гремя цепью.

– Странно. Костолом оставил зубы целыми, – помедлив, Горик протянул Рунд свою ношу. – На вот, козлятина. Тебе надо поесть.

– Я не хочу, – просипела Рунд. Это было правдой: все ее тело сжималось от боли в тугую пружину, она устала и хотела умереть больше, чем есть. Хорошо бы Горик вместо мяса принес топор и отсек ей голову. Но, видимо, в его планы не входило великодушие. А жаль.

– Я не спрашивал. Я сказал – надо. Ведьма передала. Она придет позже, а я… – Горик оглянулся, как будто за его плечом мог стоять кто-то еще. – Слушай. Ты хоть и тахери, но теперь на нашей стороне. Я хочу сказать… Неплохо ведь, что ты с нами, верно? Так вот. Сказать хочу: не верь никому, даже Якобу. Поняла?

Рунд не торопилась брать сверток из рук Горика. Прищурив глаз, она рассматривала его, высокого, обманчиво неуклюжего, свирепого и смелого. Ведь это смелость заставила Горика предупредить ее, не так ли?

– Предаешь своего князя? – дернув подбородком, Рунд указала на тряпку. – Подкармливаешь меня втайне от его сраного благомордия?

Помедлив, Горик опустился на пол, и только тогда Рунд увидела, что вместо штанов под длинным меховым плащом у мужика – просторная серая сорочка. Какая нелепица. Кое-как умостившись на камнях, он поморщился – то ли от холода, впившегося в зад, то ли от вони, которой щедро одаривало их помойное ведро. Пламя заманчиво трепетало перед Рунд. Ей хотелось придвинуться ближе, протянуть к нему раненые замерзшие руки. Но Рунд, отругав себя за слабость, осталась дрожать на месте.

– Я же сказал: ведьма передала. Это часть ритуала. И никого я не предаю – просто советую быть осторожнее.

– Ритуала?

Горик положил сверток на пол и развернул ткань. Его огромные пальцы были испачканы чем-то темным, и Рунд, продираясь сквозь дурман головной боли, не сразу поняла, что это кровь. Ею была пропитана и тряпица, скрывавшая внутри шмат сырого жилистого мяса. Свежее, парное и срезанное с кости, оно блестело в свете факела. Горик подтолкнул сомнительное угощение к Рунд, словно боялся, что ему самому придется им полакомиться.

– Только не говори, что оно должно оказаться внутри меня.

– Сегодня вечером проведут Посвящение. Если не подготовишься к нему сейчас, там тебе станет худо. Или хочешь блевать на глазах у горцев и ворон?

– Да срать я на них хотела. – Рунд сунула под нос Горику истерзанные пальцы. – Думаешь, это страшнее свидания с палачом?

Однако ее увечья не произвели на крестьянина никакого впечатления.

– Они заставят тебя, если сама