— Мой отец ничтожный пьяница, — с грустью вспомнил Язар. — Во всяком случае, это единственный отец, которого я знал.

— Пьяница? Ха! — Ярхот выдохнул золотистое облако. — Это незаслуженная клевета. Мой мир недоступен Семурье, но когда я проявляюсь в Яраиле, то вспоминаю, что значит ненавидеть. И тогда я ненавижу твоего отца. Однако твой отец никогда не бывал в кабаке Тиргуша.

— Мой отец… — пробормотал Язар, размышляя.

И вдруг он все понял. Конечно же, это было так просто, так очевидно. Отец был первым, кого он увидел в этой жизни. Отец всегда был рядом, следил за ним, оберегал. Язар всегда догадывался о своем происхождении, но скрывал это знание тщательно ото всех и особенно от самого себя. Много времени потребовалось ему, чтобы свыкнуться с истиной. Ярхот не торопил его и смиренно ждал.

— Но почему ты ненавидишь моего отца? — спросил Язар. — С ненавистью ко мне обратился и Атнамор.

— Вы приручили нас как диких животных. Вы обратили ветер против земли и воду против огня. Вы поработили наш общий мир.

— И чего вы, занавъяра, хотите?

— Мы ничего не хотим, — возразил Ярхот. — Я существую в пламени дракона и в свете солнца, в огне пожара и костра. Мне безразлично, где существовать. Я живу внутри тебя, Язар, и откликнусь, как только ты позовешь. Я сокрушу твоих врагов, а затем сокрушу тебя. Ты это знаешь — это твое проклятье. Но также ты знаешь, как его разорвать.

— Сбросить оковы, — продолжил Язар.

Ярхот внушительно кивнул.

— Вырви из себя Абимора, и ты освободишься. Разбей Часы Застывшего Часа, и ты умрешь в последний раз.

Язар решительно посмотрел ему в глаза. В них он увидел себя: раздутого, как облако, крылатого, в золотых доспехах, в черных оковах и с лучистым копьем в руках.

— Я сделаю это, — пообещал он Ярхоту и себе.

— Тогда ступай, сын пламени, навстречу смерти.

Ярхот поднялся на задние лапы и обрушился на него всем жаром красного огня. Огонь туманил взор Язару, едкий пепел щипал глаза, тяжелый чад пробирался в грудь. Его крылья поникли, его раздутый дух унялся. Он упал, и копье, пробив его золотой доспех, вошло ему в сердце.

Язар очнулся. Он стоял в центре гексаграммы, озаренной светом шести свечей. Каждая из них теперь горела отличным, но одинаково хорошо знакомым ему огнем. Небериса в зале практического колдовства не было. И, вспомнив о своих долгих похождениях в Атмару, Язар испугался, что провел в трансе уже много дней. Он торопливо сбросил мантию и осмотрел себя. Его пепельная кожа вновь была однородна, а жуткие черные прожилки покинули его, но теперь собрались черными браслетами на запястьях. От них шел замогильный холод. Потянувшись к ним пальцами, Язар понял, что сумеет их снять. Однако понял он также, что только браслетами его нечеловеческий дух удерживается в этом слабосильном теле. Он сделал шаг и пошатнулся — так непривычно, так неуклюже показалось ему собственное тело. Когда он вышел из гексаграммы, свечи погасли.

Дети лесного духа дожидались его в кабинете. Иварис рассматривала магические безделицы на витринах, а ее брат сидел за бюро, в задумчивости подперев подбородок руками. Они повернулись к нему одновременно, и на их лицах отразилось удивление.

Язар увидел себя в отражении большого зеркала. Лицо его не изменилось, но только горели рубинами прежде слепые глаза.

— Сколько меня не было? — спросил он.

Неберис развел руками.

— Солнце все там же. Я лишь недавно оставил тебя.

Тогда Язар выбежал на улицу. Он не таился, не надевал кольца.

— Эсмаид! — прокричал он громко.

Золотая ладья продолжала свой размеренный путь. Вечно юный светлоликий бог горделиво стоял у нее на носу и улыбался. Его длинные прекрасные локоны волнами уходили за плечи. На руке Эсмаида сидел ястреб Зарок и взмахами крыл разносил Яраилу его божественное тепло.

— Отец! — вновь позвал Язар и продолжил, уже спокойней. — Я знаю, ты меня слышишь. Тогда почему молчишь? Какую тайну ты от меня скрываешь? За что бросил к людям, заставил вечно рождаться и умирать?

— Язар! — раздался окрик. Тот вздрогнул, но это всего лишь его звал Неберис. Встревоженные его внезапным уходом они с сестрой спустились следом. — Надень кольцо, тебя могут увидеть. Ищейки Вулкарда…

— Ах, что мне до твоего царя! — вспылил Язар.

— Он и твой царь тоже, — напомнила Иварис. Она подошла к нему ближе и присмотрелась. Он был необычайно взволнован, взгляд его метался, не способный на чем-то остановиться, а руки лихорадочно тряслись. — Что произошло в Атмару? — она осторожно притронулась к его плечу и тут же одернула руку, ожегшись. — Ты весь горишь!

— Мне жарко… — он вновь посмотрел на небо, но теперь перед его взглядом вдруг закружились в танце разноцветные огни. Ему почудилось, он вновь в Атмару. Вокруг него шесть занавьяра, их облики величественны и ужасны. Они смыкаются над ним единым океаном, накатывают и удушают. — Я просто хочу жить… — грустно прошептал он и повалился наземь.

Ему снился густой черный чад. Отовсюду доносился металлический звон, и звучали тяжелые шаги, словно исполинский узник ходил вокруг Язара кругами. Громовое дыхание узника проникало сквозь дым и приносило с собой один и тот же вопрос.

— Где ты?! — гремел нечеловеческий раскатистый голос. — Где ты?!

Эти выкрики окропляли Язара кровавыми искрами. Они ложились ему на плечи и тянулись до пят. Искры сошлись в алый плащ. Он был столь тяжел, что сваливался с плеч Язара, и столь велик, что край его терялся далеко в дыму. Звон цепей прекратился, голос осторожно прошептал:

— Ахари, это ты? — Из чада высунулась красная когтистая рука, а на ее ладони лежал рубиновый феникс-аграф. — Возьми, — продолжал голос. — Вспомни.

Язар протянул руку, но в нерешительности остановился. Он мог бы застегнуть аграфом неудобный плащ, но гораздо проще было этот плащ сбросить.

— Ты ошибся, мое имя Язар, — ответил он.

Как только плащ соскользнул с его плеч, то растекся кровавыми ручейками. Они отчаянно цеплялись за его плоть, словно были его собственными венами. Но Язар брезгливо смахнул их и отшагнул назад. Когтистая рука скрылась в чаде. Грохот угас, унялось красное пламя. Мир утонул в черной пустоте.

Язар провалился в пучину забвенников и больше не видел снов. День и ночь лежал он, опутанный их черными щупальцами. Пробудившись, он увидел отражения их горящих оранжевых глаз на внутренней стороне своих век. Однако прежний сон был безвозвратно для него потерян.

Он очнулся в костяной ладье Небериса. Сквозь прозрачный купол ночь мягко просачивалась светом Луны и звезд, а магия полуальва наполняла воздух