Эва с трудом верит тому, что пишут газеты. Только что Венесуэла закупила миллион баррелей в Соединенных Штатах! Оказывается, империя зла, которую Уго клянет каждый день, является не только лучшим покупателем нефти, но также и ее поставщиком, коль в том возникает нужда.

Такова жизнь.

Несмотря на то что транспорт почти не ходит, миллионы людей днем умудряются участвовать в непрекращающихся маршах протеста, а ночью – в кастрюльных маршах. Они протестуют против преследования политических и профсоюзных лидеров, а также руководителей нефтяной отрасли. Требуют отставки президента. Протестуют против того, что он заставил замолчать прессу. Протестуют против силовых методов разгона маршей оппозиции. Мало того, оппозицию усмиряют и с помощью пуль. Правда, вскоре президент заявит, что стреляли сами манифестанты.

Но сейчас он занят другим происшествием, связанным все с той же забастовкой: один из забастовщиков, капитан танкера, груженного 280 баррелями сырой нефти, поставил его на якорь прямо посреди судоходного канала на озере Маракайбо. В результате оказался заблокированным путь, которым пользуются прочие танкеры, чтобы выйти из озера и доставить венесуэльскую нефть в другие страны, пополняя государственную казну. Этот мятежный капитан символизирует собой решимость забастовщиков, выступающих против правительства, которое они ненавидят и от которого хотят во что бы то ни стало избавиться.

Уго не слушает советов самых благоразумных своих соратников. К удивлению министров и военной верхушки, он совершенно уверен, что в нефтяной отрасли мало что значат знания и опыт тех заносчивых технократов, которые ею до сих пор управляли. Чавес решил справиться с забастовкой по-своему. Он отдал распоряжение военным: они должны взять под свой контроль всю нефтяную отрасль. Уго лично явился в главный офис нефтяной компании и заявил:

– Мы покончим с саботажем и ликвидируем все препятствия, а потом в мгновение ока получим горючее и обеспечим им все главные центры страны.

После двадцати дней нефтяной забастовки, когда опустели полки всех супермаркетов и народ громко запросил о помощи, Чавес обратился к своему тайному другу – по-прежнему всесильному Прану. И тогда – не без активной помощи Вилли Гарсиа – на сцене появился Аугусто Клементи, весьма темный персонаж, прежде занимавшийся в венесуэльской нефтяной компании фрахтом танкеров. Изобретая разные хитрые пути и платя комиссионные разным людям, Клементи организовал за космические деньги, которые готов был платить президент, сеть фрахтовщиков и судовладельцев, и она начала транспортировать венесуэльскую нефть на мировые рынки.

Тем временем военные захватили мятежный танкер и отправили его капитана за решетку. Танкер доставили в порт, и канал снова стал доступен для прохода по нему в Карибское море.

– Они рассчитывали, что свалят правительство с помощью нефтяного бунта, – заявил Чавес в следующее воскресенье в программе “Алло, президент!”, – но это вышло им боком, потому что мы уже начали устанавливать свою власть в нашей нефтяной компании – в нашей дорогой и такой важной для нас PDVSA. А теперь мы займемся наведением там порядка: мы, разумеется, сумеем найти для компании новых управляющих и новых рабочих, которые будут работать на благо народа, а не ради обогащения олигархов. Мы возбудим уголовные дела против всех саботажников и предателей родины. А еще в особом порядке отметим и наградим тех солдат и гражданских лиц, которые отличились в этой борьбе. Я им сказал: “Братья боливарианцы, это наш бой. PDVSA принадлежит народу!”

В следующие недели вновь заработали нефтяные скважины, нефтехимические и нефтеочистительные заводы, возобновилось разведочное бурение. Все вроде бы возвратилось к норме, хотя из-за авральных условий труда увеличилось число несчастных случаев и пожаров, а еще стали тонуть нефтяные баржи – в основном из-за несоблюдения элементарных правил техники безопасности.

Автомобильные очереди у заправочных станций в Каракасе растягивались на целые улицы. Эва Лопес получила от своих агентов информацию: “К берегам Соединенных Штатов направились танкеры Eagle Phoenix (538 баррелей сырой нефти) и Josefa Camejo (550 баррелей)”. Затем Эва прослушала выступление Чавеса:

– Пусть братский народ Соединенных Штатов знает, что может рассчитывать на Венесуэлу, которая поставит нужную ему нефть. Пусть знает кубинский народ, пусть знают народы Доминиканы, Центральной Америки, Ямайки, Гаити и всей планеты, что мы здесь, в Венесуэле, не прекратим наши поставки. Мы будем продолжать доставлять нефть братским народам мира.

“Непредвиденные обстоятельства”, как в правительстве стали называть забастовку, продлились девяносто дней, и Моника Паркер с тревогой следила за появлением на сцене никому не ведомого сеньора Клементи. “Откуда, интересно знать, вынырнул сей спаситель?” – раздумывала она. И стала искать ответ с обычной для нее дотошностью. Очень быстро ей стало известно, что Клементи получил в награду за свои старания миллионные контракты. Теперь он вошел в круг близких к Чавесу мультимиллионеров. Выставляя напоказ свои огромные и так внезапно появившиеся богатства, Клементи за немыслимые деньги купил на международном аукционе в Нью-Йорке пару пистолетов, когда-то принадлежавших Симону Боливару. Это был его подарок президенту. И никакой другой подарок не сделал бы Уго более счастливым. Разумеется, пистолетам Боливара была посвящена большая часть очередной передачи “Алло, президент!”. Уго целился из них, проводя импровизированный урок боливарианской истории, а народ слушал его с открытым ртом.

Моника Паркер совсем пала духом, когда окончательно убедилась, что единственным, кто выиграл от прошедшей забастовки, был сам президент: теперь он по собственному усмотрению и ни перед кем не отчитываясь управлял огромными деньгами, которые поступали в страну, притом что нефть продавалась по все более и более высоким ценам.

А вот Лус Амелия пыжилась от гордости, когда ее любимый президент в своей программе заявил:

– Теперь они увидят, на что способен Уго!

Лус Амелия была счастлива и уверена, что Уго не обманет, что скоро они получат обещанный дом.

Эва заметила еще одну перемену в Чавесе и, попав в свой конспиративный офис, написала Уотсону:

На сей раз Маурисио исчез на два с лишним месяца. Сказал Монике, что из-за спешных дел должен отправиться в Колон, зону свободной торговли в Панаме, но за все это время сам ни разу не позвонил ей, а на ее звонки не отвечал. Сквозь землю он, что ли, провалился? И снова та Моника, что была способна мыслить здраво, убеждала себя: ну и пусть, может, так оно даже и лучше, вряд ли стоит продолжать отношения, у которых наверняка нет никакого будущего и которые к тому же угрожают ее душевному здоровью. Но была и другая Моника – влюбленная женщина, ни на миг не перестающая тосковать по мужчине, сделавшему ее такой счастливой, и она упрекала себя за готовность принести в жертву любовь именно тогда, когда она ей так нужна.