В-Б, В-Б, В-Б…

— Так в чем дело… — повторил муж и замолчал. Юлия заметила, что он пялится на лежавшую под лобовым стеклом шкатулку в виде томика «Повестей Белкина».

— Откуда это у тебя? — произнес супруг изменившимся тоном, хватая шкатулку. И убедился, что она пуста. Паспорта Юлия, ожидая приезда мужа и вернувшись в особняк, оставила на видном месте — так, чтобы их сразу же нашли те, кто рано или поздно появится в особняке после…

После их смерти.

— Из твоего кабинета, Глеб, — произнесла Юлия. Муж наконец понял, что она уже второй раз обратилась к нему, используя его подлинное имя, и в салоне воцарилось молчание.

Гробовое молчание.

Сыпал мелкий снег, трасса была обледеневшей. Но Юлия все увеличивала и увеличивала скорость, бесцеремонно заставляя шедших впереди водителей пропустить ее.

А затем послышался голос мужа — вкрадчивый и одновременно жуткий:

— Значит, ты знаешь… В тайной комнате тоже опять была?

— Да, Глеб. Или ты предпочитаешь, чтобы я называла тебя Великий Белк? Конечно же Белг, но, извини, в русском языке звонкие согласные оглушаются. Это и ввело меня с самого начала в заблуждение, хотя мой друг Квазимодо пытался донести до меня страшную истину…

— Какой, к чертовой бабке, Квазимодо? Не гони! — приказал муж. — Не гони, я тебе сказал!

— Иначе что, Глеб? Иначе ты меня убьешь?

Юлия все увеличивала и увеличивала скорость, чувствуя, что их начинает заносить.

— Дура! Что ты хочешь? Ты же не хочешь угробить нас…

Супруг осекся. Юлия усмехнулась, не глядя на Романа, то есть Глеба.

— Хочешь! — завизжал муж. — Тварь, ты меня убить хочешь…

— Ого, тварь? Больше не солнышко? О времена, о нравы, мой милый Белг. То есть Глеб. И что касается твоего вопроса: да, хочу. Ты же тоже хочешь меня убить!

Муж пытался перехватить у нее руль, но Юлия, оттолкнув его, сказала:

— Тогда слетим с трассы прямо сейчас. Не лезь, Белг!

Муж, ощетинившись, оставил попытки, а Юлия заметила:

— Не куксись. Ты же хотел, чтобы я умерла, я и умру. Просто не одна, а вместе с тобой, Белг. Понимаю, в твои преступные планы входило, угробив моих родителей, укокошить и меня, а потом, сорвав гигантский куш, наслаждаться праздной жизнью без пяти минут долларового миллиардера. Но этому не бывать, Белг!

— Прекрати меня так называть, тварь! — заорал муж, и Юлия ощутила, что ей на щеку попали брызги его слюней. Интересно, они ядовитые?

Ее бы не удивило, если бы так и было.

— Давай договоримся… — предложил вдруг обожавший логику муж. — Я исчезну из твоей жизни — навсегда. Прямо сегодня и безо всего. И, клянусь всем святым, никогда больше в жизни…

Юлия прервала его, слыша, как отчаянно сигналят ей другие водители. Она все увеличивала скорость.

— Всем святым, Белг? Извини, но что для тебя все святое? Чужой почти миллиард? Труп несчастной девочки? Кстати, ведь ты поэтому решил сделать из меня сумасшедшую?

Муж заорал (и Юлия снова ощутила брызги его слюней):

— Ты приперлась в самый неподходящий момент! Ну да, у меня есть хобби. Мне время от время нужно снять стресс…

— И убивать похищенных девочек этому очень помогает, если я правильно понимаю? — осведомилась с брезгливостью Юлия. — А какие у тебя еще хобби — убивать своих богатых жен?

— Это не хобби, солнышко, а работа! — заявил Роман, он же Глеб, он же Белг. — Ты — мой шедевр. Еще бы, я женился на дочери крупного бизнесмена. Надо было убрать сначала твоих родаков, потом тебя и… И карнавал жизни мог бы начаться!

Карнавал смерти.

— А девчонки… Ну, нужна мне отдушина… Я же не садист и не маньяк какой… Так, побалуюсь с ними, но отпускать их потом страшно, потому что могут заложить. Приходится убирать…

Он говорил о кошмарных вещах как о чем-то обыденном. И Юлия поняла — для Великого Белка, то есть, конечно, Белга, это в самом деле были обыденные вещи.

Тяжелая работа, так сказать. Или направленное на релаксацию хобби.

— Ты заявилась тогда, когда не надо. А потом ты еще и сбежала ведь! С моим ножом! На котором были мои отпечатки пальцев и моя ДНК. Который ты где-то спрятала, а ведь это была улика. Убить тебя я не мог, потому что ты еще была полновластной владелицей траста, значит, надо было сделать так, чтобы ты поверила: все, что ты видела в подвале, это твои кошмары. Ну, я через доктора Черных, с которым у нас много общих дел, стал кормить тебя таблетками. От них у тебя отшибло память, но я не мог рисковать. Но и убить тебя не мог, солнышко, во всяком случае, пока что не мог. А тут представилась возможность внушить тебе, что это ты всех убивала! И своих родителей, и девчонок. Почему с выдернутыми глазами и зашитым ртом, сказать не могу, это все выкрутасы твоего воображения — или действие медикаментов. Они хоть и лишили тебя части воспоминаний, но что-то прорывалось. Я так струхнул, когда ты вывела меня к поляне, где я закопал несколько жертв, в том числе и последнюю. А ты привела меня туда, потому что она находилась около этого чертового летнего лагеря, где ты убила своего братца, солнышко. И, удрав тогда от меня, спрятала в дупле дуба похищенный нож, который бы мог меня уличить. А потом, уже не помня об этом под действием медикаментов, сама же привела меня туда — и сама же нашла нож! Спасибо тебе за это!

— Не за что… — проронила Юлия. Выехать на встречку?

Нет, почему вместе с ними должны погибнуть невинные люди.

— Да не несись же ты так, мое идиотское солнышко! Мы свои люди, договоримся! Чтобы окончательно тебя запутать и уверить в том, что ты и есть этот самый Великий Белк, убивающий детей, я и изобрел всю эту катавасию с актерами, как по нотам разыгрывавшими роли сыщицы, пьяной мамаши похищенной девочки, мерзкого похотливого подростка-свидетеля… Классно ведь придумано, солнышко? Да не гони же ты так!

Юлия решилась — они только что проскочили место, на котором погибла мама. На котором она была убита.

Великим Белком. То есть Белгом. Проще говоря — ее мужем Глебом.

Неподалеку был летний лагерь «Веселые бельчата». А еще в нескольких километрах — железнодорожный переезд…

Если врезаться в товарняк, то все случится быстро и наверняка. И водитель локомотива наверняка спасется…

— Тварь! Останови! Куда ты прешь… Останови…

Вдруг фары выхватили на дороге какую-то тень: Юлия поняла, что это белка.

И она инстинктивно свернула. Она не могла убить еще одного бельчонка.

Не могла.