Она была уверена в своей неуязвимости. Если подозрение падетна Дербышева, никто не станет таскать сына Стрельникова и тем более егоподружку. Если же будут подозревать Сашу, остро нуждающегося в деньгахпапеньки, или даже самого Стрельникова, узнавшего о блядском поведении Милы, тоэто никаким боком не коснется бывшей семьи Дербышева. Оба конца никогда несойдутся. Кто такая Наталья Загребина? Да никто. И к преступлениям никакогоотношения не имеет. Зачем ей убивать Широкову и Томчак? Нет причины.

И вообще кому придет в голову рассматривать смерть Милы иЛарисы как дело рук одного и того же человека? С Милой понятно, там всеуказывает на Дербышева, ну в крайнем случае – на Стрельникова или на его сына.А Лариса-то тут каким боком? Она же умная женщина, к тому же замужем. Онаобязательно сотрет с автоответчика сообщение от мнимого Дербышева, чтобы мужслучайно не услышал. И все. Никаких следов. Куда ходила? К кому? Зачем? Никтоне узнает.

* * *

Настя лежала рядом с мужем, слушая его ровное дыхание. Лешадавно уснул, а она все перебирала в памяти события сегодняшнего вечера.

… Наталья Цуканова прекрасно владела собой. Ни тенисмущения, ни грамма неловкости. Ни страха, ни отчаяния. А ведь ее уличили всовершении двух убийств. Поразительное хладнокровие. Неужели ей безразличнаперспектива оказаться за решеткой? Она даже не отпиралась, с легкой улыбкойрассказывая о своих действиях. Потом Настя поняла, что эта женщина так глубокопогрузилась в собственную ненависть, что не способна ни на какие другиечувства. Эти другие чувства придут позже, может быть, через несколько дней,проведенных в камере под арестом. Тогда она вынуждена будет понять, что ТАжизнь, в которой она ненавидела и мстила, закончилась, и началась ДРУГАЯ жизнь,совсем непохожая на прежнюю. У нее ничего не получилось. Дербышев на свободе.Стрельников, Томчак и Леонтьев на свободе. Пострадали три женщины, которые, всущности, ничего плохого Наталье не сделали и мстить которым было не за что.Двоих она убила сама, третья, Люба Сергиенко, покончила с собой, но онаосталась бы жива, если бы не погибла Мила. Наталья Цуканова решала собственныепроблемы, попутно разрушая жизнь незнакомых ей людей. Нужно время, чтобы онаэто осознала. Тогда придет и страх, и ужас, и отчаяние. А пока она ещехрабрится, играет в суперженщину, пытается показать, какие все кругом ничтожныеи мелкие по сравнению с ней. Такие ничтожные и мелкие, что перед ними ипризнаться в убийстве можно. Конечно, признаваться она начала не сразу. НоКонстантин Михайлович Ольшанский ее дожал. И серебряной подвеской-Купидоном, итем, что нашлись свидетели, которые видели, как Широкова незадолго до смертивыходила на станции «Академическая», и другими мелочами. А когда Настя изсвоего угла бросила реплику о том, что Наталья надевала туфли ЛюдмилыШироковой, тогда уж Цуканову словно прорвало. Небрежно откинувшись на спинкустула, она стала рассказывать и о том, как звонила Алле Стрельниковой, и о том,как приходила по ночам к ее мужу. Рассказывала она долго и с удовольствием. Итолько в самом конце заявила:

– Ну что ж, господа, я вас достаточно развлекла. Срок вколонии мне обеспечен. Теперь и вы доставьте мне удовольствие. Признавайтесь,козлы паршивые, кто из вас мой отец?

Трое мужчин замерли, как кролики, загипнотизированныевзглядом удава. Сцену можно было бы прервать, не доводя до мучительногозавершения, но следователь, по-видимому, не считал нужным этого делать. Онмолчал, бесшумно постукивая карандашом по папке с бумагами и поглядывая наприсутствующих через толстые стекла очков. Молчание затягивалось, и никто нерешался прервать его.

– Я полагаю, Наталья Александровна имеет право получитьответ на свой вопрос, – произнес Ольшанский. – Об ответственности заизнасилование ее матери речь не идет и идти не может, поскольку НадеждаРомановна в свое время приняла решение не заявлять о случившемся. Без еезаявления никто ничего предпринимать не может. Да и давность, сами понимаете.Речь идет о чисто человеческих вещах. Наталья Александровна будет арестована,затем предана суду, и не исключено, что ей предстоит отбывать наказание вместах лишения свободы. По-моему, ее желание получить ответ на вопрос, которыймучил ее столько лет, вполне понятно и должно быть удовлетворено. Вы – мужчины.Так поступите же по-мужски.

Снова пауза. На этот раз комната словно наполниласьэлектрическими разрядами.

– Я, – сказал Владимир АлексеевичСтрельников. – Это я.

* * *

Рано утром Настю разбудил телефонный звонок.

– Аська, у нас ЧП, – послышался в трубкевзволнованный голос Юры Короткова. – Коля попал вчера в аварию.

– Жив?! – закричала Настя, сбрасывая с себяодеяло, словно готовясь немедленно куда-то бежать и спасать Селуянова.

– Жив, жив, успокойся. Состояние средней тяжести.Переломов много, но жизненно важные органы не задеты. В дежурную часть ещевчера из Склифа звонили. Гордееву сообщили, но он решил до утра нас не дергать,наши нервы поберечь.

– К нему пускают?

– Нас – пустят, – уверенно пообещал Юра. –Прорвемся. С нашей сумасшедшей работой у нас весь институт Склифосовского вприятелях ходит. За тобой заехать?

– Ага. Я буду готова через полчаса.

– Все, еду.

Утренний час «пик» еще не начался, и им удалось даже наразваливающейся машине Короткова доехать до института Склифосовского довольнобыстро. У Юры действительно было здесь множество знакомых, и это позволило импопасть в палату к Селуянову в неурочное время. Несчастный Коля лежал весь вгипсе, но при виде друзей начал улыбаться и дурашливо подмигивать. Ничто немогло лишить его природного оптимизма.

– Ты что это, Колян? – начал вместо приветствияКоротков. – Ты ж на весь МУР славишься своей безаварийной ездой. Как жетак?

– Ребята, мы все дураки, и я самый главный. Собственно,именно это я и торопился вам сообщить, пока вы не запихнули в один кабинет дочьЦукановой и всех остальных фигурантов. И как мы ухитрились так бездарнопровести проверку? Убить нас всех мало.

– Это точно, – согласилась Настя. – Бываетпроруха и на нас. Мы боялись спугнуть Загребину, поэтому не трогали ее идокументы не проверяли. По адресному крутанули – в Москве не прописана. Можнобыло в фирме, где она работает, запросить ее паспортные данные, но, повторяю,спугнуть боялись.

– Добоялись, – хмыкнул Селуянов. – Ну каквчера прошло? Не катастрофа?

– Тяжело, – призналась Настя. – Все время награни фола. Просто удивительно, как они все выдержали и не сорвались. Мненесколько раз казалось, что вот-вот мордобой начнется. Девица-то в выраженияхне стеснялась, всю правду-матку в глаза резала. По-моему, она от этого какой-тоособый кайф ловила. Дербышев чуть не умер от ужаса. Он ведь был уверен, чтоНаталья к нему хорошо относится, с пониманием. Каково ему было узнать, что онастолько лет за ним следила и втихую вынашивала план, как с ним разделаться, дапокруче, чтобы, значит, мало не показалось. А уж Широкову она крыла вообще чутьне матом. Но Костя, конечно, гигант. Все время держал ситуацию под контролем,ни на секунду из рук не выпустил. Я его еще сильнее зауважала после вчерашнего.