последовали военные построения на обоих берегах реки; количество облаченных в форму, выстроенных рядами солдат волновало душу.

Когда начался бал, генерал Вашингтон провел миссис Нокс в павильон, где они и еще два десятка пар, включая миссис Вашингтон и Генри Нокса, исполнили несколько танцев, всякий раз меняя партнеров. Я весь вечер пряталась в дальнем углу павильона. Генерал Патерсон не нуждался в моих услугах и не хотел, чтобы я следовала за ним повсюду, а я намеревалась держаться подальше от миссис Нокс – в отличие от самого генерала.

Он танцевал с дюжиной дам, и не каждую из них я знала по имени. Я никогда не бывала на балу, но помнила движения почти всех танцев. Я была единственной дамой десятерых братьев в семействе Томас, а еще учила танцам школьников, чтобы развлечь их на переменах; правда, в школе я всегда исполняла мужскую партию. Я знала, что, не будь у меня другого выхода, я справилась бы и с ролью кавалера миссис Нокс, но мне не хотелось привлекать к себе лишнее внимание.

Мне казалось, что генерал танцует не так увлеченно, как главнокомандующий, и все же двигался он уверенно, а мне нравилось за ним наблюдать. Я втайне гордилась, как великолепно он выглядел. Да, я была лишь адъютантом. Но наглаженная форма генерала сияла, сапоги блестели, а не тронутые пудрой волосы были старательно зачесаны назад с красивого лба.

Если бы я не следила так внимательно за миссис Нокс и не хвалила себя за то, как хорош генерал и какой замечательный получился праздник, то, возможно, заметила бы, что происходило рядом. Кто-то назвал меня по имени, и я, рассеянно обернувшись, столкнулась лицом к лицу со своим прошлым.

– Роб? – повторил солдат приглушенным голосом, глядя на меня широко распахнутыми глазами. Не Шертлифф, не Милашка, не Робби. Роб.

Растерянная, загнанная в угол, я смотрела, не понимая, кого вижу перед собой. Я не знала этого человека.

– Роб, это ты? – настойчиво повторил он.

Я замотала головой, отступила на шаг, и лишь тогда мое сердце угадало, кто это.

Он не стал выше или шире в плечах, но его лицо казалось изрытым ямами, а волосы поредели. На левой щеке виднелся неровный шрам, нескольких зубов не хватало, но улыбка, игравшая у него на губах, осталась прежней.

– Финеас? – произнесла я.

Я не смогла бы в тот момент отрицать, что знаю его, даже под дулом пистолета. Для этого понадобилось бы актерское мастерство, которым я не обладала. Я была слишком рада встрече с ним.

Он собирался меня обнять, но я остановила его, прижав руку к его груди. Тогда он накрыл мою ладонь своей и быстро, сильно, чуть не до синяков, сжал ее, а потом отпустил.

– Ма писала, что ты сбежала. Никто не знает, где ты. Но они что-то такое подозревали после того, как ты попыталась в первый раз. Твоя мать приезжала и расспрашивала о тебе. Говорила, что твой отец видел тебя в Нью-Бедфорде, хотя и не уверен, что это была ты.

Я поморщилась. В тот день я вела себя очень глупо.

– Прошло немало времени. Я в армии уже больше года.

Он покачал головой, по его переменившемуся лицу разлилось изумление.

– Я искал тебя. Если бы не искал, то проглядел бы. Из тебя вышел ладный парень.

– Ты меня искал? – Это мне не понравилось. Сердце у меня по-прежнему сильно колотилось, из-за тугого шейного платка стало тяжело дышать.

Он пожал плечами:

– Просто хотел убедиться, правда ли ты сбежала и сделала это. Но я и так знал. Не сомневался, что у тебя все получилось. Поэтому искал тебя.

– Ты не расскажешь? – спросила я, так, словно мне снова было десять лет и меня поймали в моих волшебных штанах.

Я понимала, что нас окружают люди, замечала движения, шум, догадывалась, что за нами наблюдают, что нас слышат. Мне не следовало вести себя так, словно мне есть что скрывать, но охвативший меня страх, вероятно, был очевиден, и Финеас отступил и увлек меня в темноту.

– Я не расскажу, Роб, – тихо пообещал он. – Я на тебя никогда не доносил. – Он ухмыльнулся и на миг стал похож на того мальчишку, который всегда заставлял меня стараться еще сильнее, всегда видел во мне достойного соперника.

– Нет, – пробормотала я, – никогда.

Мы смотрели друг на друга, ощущая, как воспоминания прошлого сталкиваются с новой, немыслимой реальностью. Это казалось головокружительным, и потому мы оба отвели взгляд, стараясь прийти в себя.

– Где ты был, Фин?

– Здесь. Там. Везде. В последнее время в Род-Айлендском. Я числюсь в отряде полковника Патнэма. Мы стоим за рекой, в Нельсонс-Пойнт. Я прибыл на торжество. Моя рота участвовала в построениях на поле. Теперь мои товарищи где-то пьют, а я решил осмотреться.

– И хорошо сделал, – прошептала я.

Он помолчал, расправил плечи, переступил с ноги на ногу, словно не зная, что сказать и как поступить. Прошло много времени, мы оба сильно переменились.

– Они устроили праздник в честь чертова французского дофина, хотя людям уже год ничего не платят. Что мы здесь чествуем? – едва слышно прошипел он.

Я не знала, что сказать, и сомневалась, ждал ли он вообще моего ответа, но мы с генералом много сил вложили в это празднование, и поэтому я почувствовала себя задетой.

– Жизнь? Дружбу? – мягко предположила я.

Он невесело рассмеялся:

– Уже кое-что.

– Мы многим обязаны Франции, – повторила я заученно.

– Они многим обязаны таким, как я. – Он указал на свое исчерченное шрамами лицо. – И таким, как ты. – Он тяжело вздохнул и отвернулся.

– Генерал говорит о солдатах то же, что и ты, – сдалась я, – но Вашингтон решил, что праздник поднимет боевой дух.

– Генерал? – хмурясь, переспросил Фин.

Я помолчала, не зная, стоит ли ему рассказать.

– Генерал Патерсон. Я… я его адъютант.

Прежний Фин завопил бы от восторга и хлопнул меня по спине, а может, надулся бы и заявил, что сумел бы добиться большего. Но этот Финеас не сделал ни того ни другого, хотя на лице у него мелькнула ухмылка.

– Он знает?

– Нет. Конечно нет, – соврала я. Если я пойду ко дну, то не потяну за собой Джона Патерсона.

– В адъютанты за год. Без звания. Как тебе удалось?

– Простое везение. И, конечно, тяжелая работа.

Он задумчиво кивнул, будто вполне мог себе это представить.

– Ты все бежишь. Так и бежишь впереди всех, а, Дебора Самсон?

Он произнес мое имя едва слышным шепотом, но я вздрогнула, испугавшись, что его услышат.

– Да. Именно так. И ты делаешь