легкий ветерок. Фиолетовые цветы нежно касались ее тонкого небесно-голубого платья.

Ей было хорошо. Она вырвалась из какой-то темноты и теперь полной грудью дышала летом, вереском и бескрайним небом, по которому плыли, точно куски ваты, пухлые белоснежные облака.

Давно ей не было так хорошо!

Она даже оставила дома свой револьвер.

Не успела она об этом подумать, как позади раздался детский оклик:

– Мама!

Розалин обернулась и увидела пятилетнюю девочку с темным кудрями, бегущую следом по тропинке в фиолетовом, как этот вереск, платьице.

– Мама! – догнала ее Пэм (Розалин знала, что ее дочь зовут именно так) и взяла за руку. – Тебя деда зовет!

Сердце Розалин заполнила нежность. Как же она соскучилась! Она подхватила малышку на руки и расцеловала. Кудряшки пахли молоком и шоколадом, который привезли детям они с Алексом.

Детям? Да, несомненно! Ее сына зовут Дэниэл, Дэни… Ему почти год.

– Ты знаешь, как я люблю тебя, Пэм? – ласково проговорила она, шагая назад по тропе с девочкой на руках.

Маленькое личико просияло от удовольствия.

– Как? – спросила Пэм.

– Как отсюда до Лэмпшира и обратно! – рассмеялась Розалин.

– Что такое Лэмшир? – сдвинула бровки девочка, став ужасно похожей на своего отца.

– Есть такое место, очень далеко отсюда, – объяснила Розалин и, снова поцеловав детскую макушку, спустила дочку на землю.

Они уже зашли в тень деревьев, где Филипп, Алекс и няня, миссис Джонс, раскладывали снедь для пикника.

Дэни мирно спал в люльке под деревом, скрытый белым балдахином.

– Роззи, у нас все готово! – сказал ей отец.

В бородке и в голове у него прибавилось седых волос, зато глаза счастливо сияли.

– Я сейчас! – откликнулась Розалин.

Она чуть подтолкнула Пэм, и та побежала к Алексу.

– Папа! Что такое Лэмшир?

А Розалин подошла к люльке и откинула полог, чтобы взглянуть на сына.

Он тихонько посапывал, сложив губы уточкой. Розалин не могла понять, на кого он больше похож, но каштановые волосы явно унаследовал от бабушки.

От одного взгляда на него у Розалин защемило сердце.

Оно заболело так сильно, что в глазах потемнело…

Жгучая боль охватила спину и разлилась по всему телу.

Глухо застонав, Розалин открыла глаза.

Она лежала на животе на жесткой койке. Судя по скудному освещению и каменным стенам, она в каком-то подвале. Ей живо вспомнилось заключение у Уоррена. Похоже, к подвалам пора привыкать!

А ведь ей снилось что-то хорошее. Что-то теплое и доброе…

И тем более жестокой оказалась реальность.

Руки у нее были свободны, но запястья опоясывали темные синяки. Однако, это было мелочью по сравнению с ощущением, что стальные когти раздирают ее спину. Упершись руками, Розалин неимоверным усилием заставила себя сесть. И тут же вздрогнула.

Напротив нее в железном кресле, точно таком же, из какого она освободила Алекса в полицейском участке, расслабленно положив руки на подлокотники, сидел граф Корнштейн.

– Ты не сдохла, поздравляю! – сказал он и гадко ухмыльнулся.

Розалин молчала. Было ясно без слов: он ждал, когда она очнется, чтобы усадить в это кресло ее. Но сквозь плотную пелену боли даже страх пробивался с трудом. Ей захотелось лечь обратно и уснуть. Может быть, навсегда.

– Совсем меня не боишься? – поинтересовался граф.

– А ты меня? – выдавила Розалин. – Здесь нет твоего громилы с кнутом!

Вместо ответа Корнштейн захохотал каким-то диким, неестественным смехом. Этот смех сотрясал воздух полутемной камеры и проникал под кожу, усиливая боль Розалин. Она сжала зубы.

– Ты такая смелая, потому что думаешь, что твои друзья придут спасать тебя, – сказал наконец он. – Позволь тебя разочаровать: я поймал их и убил.

Он произнес это так спокойно и буднично.

– Ложь! – рыкнула Розалин.

– А посмотри-ка сюда!

И он вытянул вперед руку, в которой неизвестно откуда появилась…

Отрезанная голова Алекса!

Розалин в ужасе закричала.

И подвал рухнул, расплылся цветными пятнами и исчез.

***

– Тише-тише…

Боль, все тело окутывала боль. Тяжело дыша, Розалин открыла глаза.

Она лежала на животе на узкой койке. Жуткое видение еще стояло перед глазами. Это был сон?

С трудом повернув голову, Розалин увидела склонившегося к ней мужчину. Их глаза встретились, и она внезапно узнала очки и сухопарую фигуру мистера Уилсона!

Он держал наполненный чем-то шприц.

По телу Розалин прошла дрожь. Она попыталась подняться, но мистер Уилсон сказал:

– Тише, тише! Сейчас станет легче.

Врач сжал ее предплечье. Розалин безвольно наблюдала, как тонкий хоботок иглы пронзает кожу. Ей было на удивление все равно, что он ей вколол.

– Мистер Уилсон… Но вы же умерли… – разлепив запекшиеся губы, прошептала она.

– Конечно, Линнет. В этом нет сомнений, – серьезно ответил он.

Его лицо стало терять очертания, глаза Розалин закрывались.

– Что это было? – пролепетала она.

– Спи. Станет легче.

И Розалин провалилась в темноту.

***

Розалин очнулась от жгучей боли. Она лежала на спине.

С трудом разлепив опухшие веки, она увидела, что над ней склоняется человек.

Граф Корнштейн!

– Гляди-ка, очухалась! – ухмыльнулся он и велел кому-то в стороне:

– Лечи дальше! И поживее!

Розалин поняла, что руки у нее свободны. А Корнштейн склонился ниже и прошипел:

– Нет, легко ты не отделаешься! Я не позволю тебе так быстро сдохнуть! Ты умрешь на глазах у Сэма, никак не раньше!

Розалин медленно пошевелилась, а потом резко схватила Корнштейна руками за горло. Она чувствовала, как лопается что-то на спине с адской болью, но страх в глазах ее мучителя того стоил.

А потом он ударил ее по лицу, и Розалин потеряла сознание.

***

– Линнет! Линн! – шептал кто-то ей в самое ухо.

Розалин открыла глаза. Мучительная ноющая боль в спине никуда не делась.

Над ней склонялся мужчина. Но на этот раз не Корнштейн. Ей потребовалась почти минута, чтобы сообразить, где она видела это морщинистое лицо и облако белоснежных волос.

– Мистер Пайнс?

Это в самом деле был он! Вечно пропадающий в самый нужный момент старичок-врач.

– Слава Гиппократу, очнулась! – с облегчением выдохнул он. – Сэр Мортимер сказал, если не приведу тебя в чувство до утра, он и меня высечет.

– Сэр Мортимер? – непонимающе смотрела на него Розалин.

Мозг ворочался еле-еле, с трудом воспринимая его слова.

– Граф Корнштейн, – пояснил он. – Он понял, что перегнул палку, вот и послал за мной.

Розалин прикрыла глаза. Картинка медленно складывалась в голове. Она нужна Корнштейну живой. В этом ее спасение. Но как выбраться отсюда? Есть большие сомнения в том, что она сможет хотя бы встать.

Медленно оперевшись на правую руку, Розалин попыталась сесть.

– Что ты делаешь! Стой! Сейчас опять кровотечение начнется.

Мистер