И все-таки я не чувствую облегчения, понимая, что «Ядовитый любовник» не Ильдар Видад – я итак это знала. Джадира Мааба не было в списке подозреваемых. Полиция штата, ФСБ, ЦРУ – ни одна из работающих совместно служб не выявила причастности Джадира Мааба к делу «Ядовитого любовника». И пока власти пытались вычислить убийцу, он наблюдал и насмехался, чувствуя собственное всесилие и безнаказанность.

– Такая красивая, моя shaeir, – шумно вздыхает Мааб, приседая рядом со мной. Под его ногами скрипит песок. Мое воспалённое воображение сказывается на обонятельных рецепторах. Я улавливаю едкий запах серы, словно около меня находится демон, сбежавший из преисподней. И я недалека от истины в своих сравнениях. Я в руках Дьявола, и он может сделать со мной все, что угодно.

Мааб прикасается к моей ладони, но это ощущение почти незаметно, словно лёгкое дуновение ветра. И все-таки я чувствую, как дрожь отвращения проходит по моему онемевшему телу. Я снова с отчаянным остервенением пытаюсь дернуть рукой или ногой, и почти справляюсь, сдвигая бедра. Ужас клокочет в горле, вырываясь хриплым стоном. Я абсолютно обнажена, и лежу на грязном жестком пыльном полу. И этот больной придурок пялится на меня и снимает на полароид.

Я распахиваю глаза и сначала вижу только плотный туман, разливающийся радужными бликами. Что-то сковывает мое лицо, когда я пытаюсь глубоко вдохнуть, давит на переносицу и лоб, сжимает затылок, как в стальных тисках. «Я в маске», – с леденящим душу страхом понимаю я. Нет. Нет. Я не могу умереть так. Только не так. Я ничего не успела… Я не хочу.

Я знаю, что Алия и Марьям думали так же в последние минуты своей жизни, и до последнего надеялись, что кошмар закончится, что их спасут, защитят, вырвут из лап больного извращенного ублюдка. А я не верю в спасение. Надеяться сейчас нужно только на себя. Выиграть время, но как? Во рту пересохло, горло горит, язык распух, а значит, диалога с маньяком не получится. Мысли постепенно проясняются, и я отчаянно цепляюсь за те факты, что мне известны. Ядовитый убийца вступал в отношения со своими жертвами, не убивал их сразу, а присматривался, изучал, соблазнял, дарил подарки. Что дает мне это знание сейчас? По каким-то причинам убийца решил нарушить свои планы. С Сальмой он тоже действовал спонтанно. Если я пойму почему, то смогу ли использовать это знание против него?

– Ты видишь меня, Эрика? Давай, напрягись. Я хочу, чтобы ты не только слушала, но и смотрела. Это очень важно, ощущать зрительный контакт. Мне нужны твои эмоции, моя shaeir. Все до единой. Я возьму у тебя то, что ты не отдала своему художнику. Я видел, как отчаянно ты сражалась. И проиграла, – он ненадолго замолкает, и его тень накрывает мое скованное маской лицо.

Я часто моргаю, смахивая слезы, которые непроизвольно текут из глаз. Туман постепенно отпускает, рассеивается, позволяя мне увидеть склонившегося надо мной Мааба. Он выглядит уверенным, сдержанным, полностью контролирующим каждый жест, движение, мимику лица. Он чувствует себя хозяином положения и торжествует. Я вижу, как горят триумфом его глаза, скрытые линзами. Неестественно четкая темная кайма радужки и насыщенный небесно-синий свет. Широкие зрачки, из которых сочится его звериная суть. Этот мужчина не безумец. Нет. Он садист и убийца, который испытывает сексуальное удовольствие от мучений и беспомощности жертвы. Он наслаждается игрой, смакует каждое мгновение.

– У тебя очень красивые глаза, Эрика, – произносит он, улыбаясь уголками губ. Его зрачки расширяются еще сильнее, поглощая мою волю, оставляя только липкий страх, который ледяным ознобом сотрясает мое обнажённое тело. – Необычные, чистые, мятежные. Ни у одной из моих shaeir не было таких. Они завораживают, околдовывают. Даже художник не устоял. Мы, творческие люди, очень падки на уникальную красоту. Она приносит эстетическое наслаждение, ее хочется увековечить, сохранить нетленной, попробовать, вкусить.

Я дергаю головой и к моему удивлению, мне удается немного сдвинуться назад. Онемение в руках и ногах сменяется сильным покалыванием, словно тысячи игл одновременно впиваются в мою кожу. Сдавленный стон боли вырывается из груди невнятным хрипом.

– Это не яд. Не надо бояться. Пока не яд, – уточняет ублюдок. – То, что ты чувствуешь – это небольшой откат от мощной дозы транквилизаторов. Через какое-то время станет легче, – ласково сообщает Мааб, поправляя мои волосы. Опустив глаза, я замечаю в другой его руке полароид, несколько снимков валяются на грязном деревянном полу. Я бегло осматриваюсь по сторонам, пытаясь понять, где нахожусь, и новая волна ужаса накрывает меня с головой. Марьям нашли в точно таком же месте. Может быть, это даже соседний дом. Я была там вместе с оперативниками, осматривала место преступления. Один из заброшенных домов в гетто с разбитыми окнами и разрушившейся мебелью. Свисающие со стен обрывки обоев, провалившийся в нескольких местах пол, осевшая крыша. Горы рухляди повсюду, скудное освещение, исходящее из светильника, который Мааб принес с собой и установил позади себя на деревянном стуле со сломанной спинкой. Я не ошиблась – на улице действительно идет дождь, струи воды стекают сквозь трещины на стекле, по подоконнику с облупившейся краской, и с монотонным звуком капают вниз, образуя на полу грязные лужи.

– Моргни, если слышишь меня, shaeir, – произносит Мааб, снова растягивая гласные. Я смотрю в его яркие синие глаза, за которым он спрятал свою чудовищную суть. Черную и грязную. Синий – цвет неба. Он возомнил себя Богом?

«Иди к черту», двигая губами, пытаюсь сказать я, и он самодовольно ухмыляется, словно прекрасно меня понял.

– Строптивая и неукрощенная, – резюмирует он. – Так даже интереснее. Нет ничего приятнее, чем обламывать шипы на дикорастущей розе, а потом сохранять ее совершенную красоту, спрятав за стеклом. Возможно, ты станешь моим лучшим трофеем. Я чувствую в тебе потенциал, которого не было в других. Ты не готова отдавать себя без борьбы – я ценю это в женщине. Мужчина – хищник по своей природе. Но не у каждого хватает смелости и ума реализовать свои инстинкты. Не каждый обладает тонким вкусом и умением проявлять свою сущность, не опускаясь до уровня грубого, примитивного обывателя. Не у каждого есть средства и связи, чтобы избежать наказания за содеянное. Ты думаешь, что стала случайной жертвой? Ошибаешься, shaeir. Случайность выбора исключена, если в игру вступает настоящий мастер. Ильдар оказался дилетантом, как и твой художник. У первого не хватило воображения, у второго финансовых возможностей и власти. Я обладаю всем перечисленным. И наша игра была бы длительной и обжигающей, имей я в запасе чуть больше времени. Как и любой не огранённый бриллиант ты нуждаешься во вложениях, кропотливом уходе и особом подходе. Ты бы сдалась мне… Сама. И все равно оказалась бы здесь. Ты не должна бояться, shaeir. Я не хочу причинить тебе боль. Боли не будет, я обещаю.

– М-мм, – это должно было прозвучать, как «мудак». Склонив голову набок, он пронзительно, не моргая, смотрит в мои глаза, любуясь, наслаждаясь, запоминая… Я сглатываю, мое горло печет, горит. Колющая боль в конечностях потихоньку затихает, я ощущаю, как кровь все быстрее циркулирует по венам, возвращая мышцам подвижность. Но я не спешу демонстрировать ублюдку, что снова чувствую свое тело. Застыв, я удерживаю его взгляд, не собираясь сдаваться без боя. Если мне суждено погибнуть в этом уродливом месте, то я должна знать, что сделала все, чтобы остановить «ядовитого любовника».