Помимо воли и вопреки здравому смыслу ноги несли Токарева к дому, где проживал Баженов с семьей. Зачем он туда шел? Полезно это или вредно для следствия? Он не знал.

Он помнил только, что после того, как Солнцев сразил Дудника, повыскакивавшие из заблокированного УАЗа бандиты открыли стрельбу, и именно от руки Баженова погиб Алексей Николаевич.

В той суете трудно было разглядеть, кто именно попал в друга, но Токарев твердо знал: это был именно Баженов. Выстрелы прогремели один за другим, их было три, как в тире, легли они достаточно кучно — стрелял тренированный человек. Обычно бандиты стреляют плохо. Они не сдают каждый месяц нормативы, не тренируются, применяют оружие, как правило, почти в упор. Пока он не мог дотянуться до своего врага, но семья Баженова представлялась некой тенью убийцы, и Токарев хотел посмотреть на эту тень.

На двери квартиры Николай Иванович увидел коробочку домофона с маленьким глазком видеокамеры. В ответ на нажатие кнопки внутри квартиры глухо прозвучала мелодия. Через минуту следователь услышал из динамика шершавый женский голос.

— Вы кто? Я вас не знаю.

— Капитан Токарев, коллега вашего мужа. Мне нужно сказать вам кое-что и задать пару вопросов.

— Паша уехал, будет дней через пять, я еще в пятницу сообщила в отдел. Приходите через неделю, когда он вернется.

— Простите, не знаю вашего имени-отчества.

— Валентина.

«Надо же, как моя жена», — подумал он.

— Я хотел бы поговорить именно с вами, Валентина. У меня есть информация, которая исключительно важна для вас. Исключительно!

— Говорите.

— Может быть, я все-таки войду? — он поднес к камере раскрытое удостоверение. — Вам нечего опасаться.

— Паша велел никого не впускать.

— Вот как! Ладно. Я не буду орать на весь подъезд то, что, возможно изменит вашу жизнь. Думаю тут полно интересующихся мохнатых ушей. Я ухожу.

Он развернулся и сделал шаг к лестнице.

— Стойте, — не выдержала женщина распирающего ее любопытства. Щелкнул замок крепкой железной двери. — Входите.

Одну комнату из трех хозяева соединили с кухней, две другие перегородили на свой лад, перенесли санузел, сделали дорогой ремонт, превратив стандартную квартиру в хрущевке в шикарные просторные апартаменты. Жена Баженова оказалась высокой молодой полнеющей шатенкой с несколько монгольскими чертами лица и курносым носом. Маленькие настороженные глаза внимательно вглядывались в непрошеного гостя. Помешкав несколько секунд, она пригласила следователя в просторную светлую кухню, имеющую ступеньку, под которой, видимо, прятался подогрев пола.

— Садитесь, — выдохнула с сожалением она. — Я вас слушаю.

Токарев присел на круглую одноногую табуретку, приставленную к столешнице в виде барной стойки.

— Не знаете, куда уехал Павел?

— Он не сказал. А что? Милиция без него не может? Он в счет отпуска попросил пять дней по личным обстоятельствам. Один раз в жизни попросил, даже больничный никогда не брал.

— Так знаете или нет? К кому он мог поехать?

— Послушайте, следователь! Думаете, я своих прав не знаю? Заявляетесь ко мне пьяный, вопросы задаете. Думаете, на вас управы не найду? — ее голос набирался женской беззащитной сварливости.

— Валя, произошло горе, — примирительно отвечал следователь, готовый к такому повороту. — Погиб наш сотрудник, его убили бандиты, сейчас об этом по всем местным каналам говорят. Сегодня мы его хоронили, поминали, — Токарев замолчал, отвернув голову к окну, потом, собравшись с силами, продолжил: — Во-первых, мы волнуемся, все ли с Павлом в порядке; во-вторых, все силы подняты и нужно его по возможности предупредить, и чтоб приехал, как только сможет.

— Кого убили? — женщина опустилась на стул, ее лицо стало белым.

— Капитана Солнцева.

— Не слышала про него.

— Оперативный уполномоченный. У него две девочки-школьницы, жена. Вдова теперь.

— Горе какое, — на глазах Валентины показались слезы.

— Горе, — согласился следователь. — Когда Паша-то уехал?

— В пятницу утром. Ему сообщил другой армейский друг. Быстро собрал кое-какие вещи, сказал, что сам позвонит, чтоб не волновалась, — его ждет машина — этот другой друг заехал. И всё.

— Звонил?

— Пока нет.

В кухню бесшумно вошла маленькая девочка, одетая в белое платье, белые, сморщенные на коленях, колготы и белые туфли. Ее волосы украшал огромный белый бант со стразами. На светлой головке ярко выделялись любопытные темные глаза. Девочка осторожно переставляла неуверенные ноги, в руках перед собой она несла толстенную старинную книгу в твердом кожаном переплете. Она перевела взгляд с матери на Токарева, нахмурилась и громко произнесла:

— Дядя! А папа? — Книга выпала из ее рук и громко хлопнула об пол, но ребенок не обратил внимания, переступил и подошел к маме.

— Лиза! Зачем ты взяла папину книгу? — строго спросила мама. — Кто тебе разрешил, а? Что ты за ребенок такой непослушный? Я же не беру твоих кукол!

— Ой, какая хорошенькая девочка! — сыграл Николай Иванович.

— Девочка! — звонко подтвердил ребенок.

Токарев соскочил с табуретки, наклонился и поднял ветхий фолиант. На обложке, среди тесненного орнамента, выступал приклепанный металлический желтый крестик. Следователь отвернул обложку. На пожелтевшем от времени форзаце стоял четкий чернильный экслибрис в виде стилизованного под фамильный герб орнамента, содержащий украшенные виньетками буквы «БВФ» и цифры «1927».

— Красота какая! — восхитился он, осторожно переворачивая пожелтевшие толстые страницы. — Ваша?

— Муж принес на днях три штуки, а убрать всё ему некогда, вот Лиза их и хватает, — она взяла дочь за маленькие ладошки. — У тебя ручки холодные, дочь.

— Мама говорит, — серьезно, низким голосом констатировала девочка и засмеялась. Она освободила свои руки и на заплетающихся ногах побежала из кухни, выкрикивая: — Мама-папа-мама-папа!

На повороте ее занесло, она зацепилась за угол и шлепнулась на каменный пол прихожей. Взрослые замерли. Через полминуты до слуха долетел протяжный вой пострадавшей. Мама рванула на звук.

«Маленькие детки и пьяные взрослые очень похожи, — сделал неожиданное наблюдение Токарев. — Неуверенная походка, разрегулированный вестибулярный аппарат, бессвязная речь, неадекватное поведение, замедленные реакции, безудержная смелость и глубокая жалость к себе. Будьте как дети, говорил Иисус, и ваше будет царствие небесное. Алкоголь делает взрослых детьми и является, таким образом, проводником в рай. Любопытно!»

— Я пойду, Валя. Попрошу вас: если Павел позвонит, пусть немедленно свяжется со мной. Вот визитка. А книги вы лучше уберите, они, судя по всему, ценные, — Николай Иванович прошел к двери.