— А где эта квартира находится, вы мне не говорили?

— Нет, такого я не мог сказать. Я не знаю. Паша — очень скрытный человек, всегда старается контролировать, что, кому и зачем он говорит. Меня в эти свои стороны жизни он никогда не посвящал. Но! — Эдуард театрально замолчал.

— Что «но»? — подыграл Токарев. — Помилосердствуйте!

— Но Юра Чаусов может что-то знать. Они вообще ближе. Одно время даже вместе посещали сауны и так далее.

— Морально разлагались.

— Именно. Приглашали специальных девушек, все такое. Может быть, Юрик и знает, где квартира. Ну, вы понимаете. Меня они почему-то не звали. Ну, не звали и не звали, навязываться не собираюсь, — в голосе Эдика зазвучали обида и сразу звонкое благородство. — Однако я не верю, что Юра причастен к криминалу. Поговорите с ним.

— С удовольствием. Телефон и адрес скинете эсэмэской? Я за рулем.

— Конечно. Только имейте в виду, у него своеобразная манера говорить и он живет с девушкой.

— Учту. Спасибо, вы нам очень помогли, — обрадовался Токарев. — Чаусов знает, что Баженова ищут?

— Конечно, я рассказал.

— Вот это напрасно! Хотя я вас не предупреждал. Ладно, чего уж теперь. Позвоните ему, если не трудно, предупредите, что я завтра приду часов в десять, чтоб дома был.

— Позвоню, но он и так всегда дома.

* * *

— Месье Чаусов? — следующим утром бодрый, со снежинками на плечах и в волосах, Николай Иванович стоял в дверях квартиры напротив заросшего щетиной, длинного, худого молодого человека в толстых очках.

— Штабс-ротмистр Токарев? — мрачно прозвучал встречный вопрос.

— Капитан, — уточнил Токарев. — Позволите войти?

— Входите, — до обоняния следователя дошел густой запах перегара. Чаусов говорил заторможено, тщательно проговаривая слова. — У меня не убрано, не обращайте внимания, слуги сегодня в отгуле, а мажордома я уволил за пьянство в одиночку, — он указал пальцем в войлочный клубок пыли, изгнанный сквозняком из-под кровати. — Видали? Энтропия растет с каждой минутой.

— Я так и понял.

Квартира выглядела запущенной. Растерзанная постель, хрустящие крошки и песок на полу, везде немытая посуда. Когда-то сделанный качественный ремонт теперь еле пробивался сквозь захламление.

— Прошу на кухню. К сожалению, не могу предложить вам кофе ввиду отсутствия оного. Внешние эманации неотвратимо превращают меня из гедониста в аскета, — он подумал и добавил. — Но пиво еще есть. Желаете?

Они устроились друг напротив друга за квадратным столом.

— Воздержусь, — отказался Токарев. Он автоматически отметил расширенные зрачки собеседника. — Служба.

— Уважаю. Что вас интересует, господин капитан? — Юрик отхлебнул из банки и откинулся на спинку стула, иронично разглядывая гостя.

— Меня интересует место нахождения Павла Павловича Баженова, вашего школьного друга и подельника. Он в розыске за преступления, скрывается, дома его нет. Нам известно о какой-то квартире, в которой он может находиться, — вальяжная манера парня подняла в его душе волну неприязни. — Я доступно излагаю?

— Вполне.

— Юра, где он? — Токарев наклонился ближе к Чаусову, и тот слегка отпрянул. — Вы же не встанете на пути следствия? Не подвергнете себя риску попасть в список подозреваемых? Хотя некоторые основания так думать у следствия есть.

— Я не встану, — побледнел молодой человек. — А какие основания-то?

— Хотите меня проверить?

— Нет. Просто я непричастен, а вы про основания. Какой-то когнитивный диссонанс. Амбивалентность, грубо говоря.

— А вот грубить не надо! Вы производите впечатление умного человека, хотелось бы, чтобы и честного, а самое лучшее — искреннего.

— Так я готов же! — окончательно струсил Чаусов.

— Где ваша девушка?

— Катя?

— Да.

— Она ушла, — Юра загрустил еще больше.

— В магазин?

— Нет, совсем ушла. Понимаете, я творческий человек — композитор. Я занимаюсь чистым искусством, пишу музыку. Хотите послушать?

— Ни в коем случае!

— От нашего с ней союза я ожидал аннигиляции. Как бы вам объяснить, чтобы было понятно? — он трагически вздохнул и закатил глаза к потолку, специально подбирая заграничные термины. — Мы, в принципе, разные люди, но на определенном отрезке времени нас объединило творчество, взаимная эмпатия. Я хотел создать музыкальное произведение, референтное современности, которое никого не оставит равнодушным и впоследствии прогремит на весь мир. Не смейтесь! Я чувствую в себе потенциал. К тому же посмотрите: Интернет создал беспрецедентные возможности для релиза. Просто размести на нескольких сайтах — и следи за фидбеком. Представляете? Не нужно таскаться по филармониям и музыкальным театрам, искать корифеев, критиков и так далее. Нажал кнопку — и твое произведение может услышать все человечество! Катька тоже хотела произведение, но потом обнаружилось, что она хочет еще и семью, а как-то раз она проговорилась, что не против иметь ребенка. Инверсия смыслов, в виде имманентности женских инстинктов. Понимаете меня? Извините, я неважно себя чувствую, — трясущимися руками он приложил банку пива к губам и сделал несколько глотков. — Потом произошла катастрофа! Мы записали на английском и русском четыре трека, два очень хороших, а два — гениальных. Вы просто обязаны их потом прослушать. Разместили в Сети, как в российском сегменте, так и в зарубежном. Стали ждать, наблюдать за реакцией. И ничего! Почти никто не прослушал, и практически никаких отзывов. Так, спорадические восклицания. Вы представляете? Никому вообще нет никого дела до нашей музыки. Я много чего слушал в Интернете; практически всё — мусор, мура, сопли, треш. Товарищ капитан, талантливые люди никому не нужны в этом мире. Наш мир деградирует, рушится.

— Откуда вам известно, что именно вы — талант? Есть доказательства? — Токареву стало интересно.

— А моя музыка? Вы же не слышали, как вы можете говорить? «Доказательства»! — глаза тщедушного Юрика налились праведным гневом.

— Это предположение, не заводитесь. Что в отзывах-то пишут?

— Почти ничего.

— И все-таки?

— Бред пишут. Кто-то плагиат услышал, скучно кому-то… не хочу говорить.

— А вы не допускали мысли, что ваши творения бездарны и безграмотны? Музыке тоже надо учиться. Тут ведь только два варианта. Или все вокруг вас идиоты, не способные разглядеть вашей гениальности, то есть мир не соответствует вашему высокому духовному уровню, или вы — идиот и бездарь, а с миром-то как раз всё в порядке. Дилемма! Может, вы просто работать не хотите?

— Музыка — это тоже работа! — защищался композитор, понимая справедливость слов милиционера. — Тяжелый труд, требующий, требующий…