Внесясь в супермаркет, Никита случайно толкнултрясущегося от старости дедушку. Несмотря на относительно теплую осень, напенсионере красовались валенки, ушанка и теплое пальто с меховым воротником. Отстолкновения с молодым парнем старичок пошатнулся, уронил пакет с продуктами, азатем начал медленно заваливаться сам.

Хорошо воспитанный, сердобольный спортсменподдержал немощного старца, чье лицо было прикрыто низко надвинутой шапкой, ибормотнул:

— Извините, я нечаянно…

— Я не обижаюсь, — вдруг очень хорошо знакомымголосом ответил дедушка. — Рад, что встретились. Не узнал меня?

— Нет, — удивленно ответил Никита. — Разве мызнакомы?

«Божий одуванчик» то ли засмеялся, то лизакашлял и стащил шапку. Сын Андрея Максимовича разинул рот — перед ним,похожий на привидение, стоял Юра Левитин, в недавнем прошлом успешныйспортсмен, пропавший с кортов примерно полтора года назад.

— Привет, Никит, — хрипло сказал Юра.

— Что ж с тобой такое случилось? — отнеожиданности ляпнул Никита.

— Страшный стал?

— Ага… то есть нет… в смысле… — началвыпутываться теннисист и в растерянности примолк.

— Не старайся, — махнул рукой Левитин. — Глазаесть, сам себя в зеркале вижу. Ты чем занимаешься?

— В теннис играю, — ответил Никита.

— У отца тренируешься?

— Ну да, — пожал плечами юноша, — ясное дело,у него.

— И как успехи? — неожиданно выказал живойинтерес Юрий.

— Да не очень! — махнул рукой Никита. — ПроМахонькина слышал?

— Нет, — помотал головой Юра. — Я по больницаммотаюсь, из тенниса выпал.

— Появился тут один, из Тьмутаракани какой-тов Москву явился и прет дальше экскаватором, — зло сказал Никита.

— А тебе, значит, самому охота золото взять?

— Да, — гаркнул Никита, — верно! И я егодобуду! Чего бы мне это ни стоило! Пупок развяжу, а схвачу! Если понадобится, кдругому тренеру уйду! Пусть, пусть скандал случится! Плевать! На всех! Вот! Ужты-то меня понять должен!

Юра опять закашлялся и схватился за Никиту.

— Ты не против чайку попить? — спросил он,справившись с приступом. — Тут кафе есть, пошли?

— Давай, — кивнул Никита, который хотел остытьпосле ссоры с отцом.

Спустя десять минут бывшие друзья-соперникиуселись за столиком, и Никита, не удержавшись, спросил:

— Так что с тобой стряслось?

— Плохо выгляжу?

— Не особо хорошо, и пополнел сильно.

— Еще бы сильней разнесло, да неожиданноперестал вес набирать, — мрачно пояснил Юра.

— Наши говорят, ты заболел.

— Верно, — кивнул Юра.

— Болтают, вроде ты… ну… того… самого…

— Спился?

— Нет.

— СПИД подцепил?

— Не, шизиком стал, — уточнил Никита, —психом, таблетки пьешь психотропные.

— Да? — вскинул брови Юра. — Кто ж такоетреплет?

— Мне Колька говорил Ряжин, — сообщил Никита.— Вроде он тебя видел.

— Ряжин меня издали увидел и через проспектдрапанул, чуть под машину не попал, — засмеялся Юра. — Испугался заразы,наверное.

Левитин снова закашлял. Никите вроде бы истало неловко, но, с другой стороны, он тут же начал мысленно ругать себя занеосторожность: Юра походил на туберкулезника, незачем было соглашаться с ним вкафе идти.

— Не трусь, — сверкнул глазами Левитин, — этоне то, о чем ты сейчас подумал. Только не отнекивайся, у тебя на роже всенаписано: пора смываться, у Юрки туберкулез или СПИД. Не, у меня другое!

— Что? — поинтересовался Никита.

Юра мрачно глянул на юношу и вдруг сказал:

— Ладно, расскажу сказочку. Только имей ввиду: ее в себе похоронить надо будет. Если растреплешь кому, мигом заявлю:«Никита врет, не было у нас никакого разговора». Ясно?

— Ну! А в чем дело-то? — окончательнозаинтересовался Никита.

Юра отхлебнул кофе.

— Отец у меня инвалид, сначала в коляскеездил, потом в кровать слег. Мама в детском саду нянечкой работала, так чтоприкинь, какая у нее шикарная зарплата была. Принесет ее домой и ревет, незнает, какую дырку затыкать: то ли крупы купить, то ли ботинки отдать починить,то ли за квартиру плату внести. Еще сестра у меня имеется и бабка, мамкинасвекровь. Как мы жили — психушка отдыхает. Знаешь, один раз в каком-то отеле —я уже в загранку на соревнования ездил — лежу я себе в номере, книжку читаю ивдруг слышу стук. Открываю, стоит дядечка и говорит: «У меня сегодня деньрождения… Я тут в соседнем номере… Уж извините, коли помешаем, хотим караокепопеть».

Смотрю я на него и думаю: «Знал бы ты, чтодома у меня за «караоке» каждый день! Отец телик на полную мощь слушает, бабкарадио включает, сеструха на гитаре лабает, ей охота певицей стать, мать орет навсех! Шум, лай, гвалт… А тут какое-то караоке, разве ж это помеха? Оно мнемилей колыбельной будет, хоть на сотню голосов пой, не замечу…»

В семье Юры никогда не было свободных денег.Жили впроголодь, одевались в чужие обноски, теснились впятером в одной комнатев коммуналке. Как назло, по площади она была большая — сорок три метра, так чтона очередь по улучшению жилищных условий Левитиных не ставили: у них как развыходило чуть больше восьми «квадратов» на нос. Без толку было объяснятьчиновникам, что обездвиженный отец ходит под себя, полубезумная бабка постоянноползает почти голая, а девчонка-школьница приводит табуны галдящих подруг. УЮры не имелось даже личного угла, а спал он на раскладном кресле.

Как-то раз в школу, где с тройки на двойкутихо перебивался Юра, пришел на урок физкультуры хорошо одетый мужчина,назвавшийся Андреем Максимовичем.

Из всех детей тренер выделил Юру. Сначалапоболтал с ним, потом не поленился съездить к Левитину домой, полюбовался нагромко матерящуюся бабку, послушал вопли телика вперемешку с концертом,лившимся из радиоприемника, и сказал Юре:

— Пошли, поговорим.

Разговор состоялся в ресторане. Красный отсмущения мальчик, впервые оказавшийся в подобном месте, с огромным трудомпытался справиться с ножом и вилкой, а Андрей Максимович спокойно изложил своепредложение.

— Я могу сделать из тебя человека, — пояснилон. — Станешь отлично зарабатывать, потом, если не загордишься, пристрою винститут, жизнь наладится. Ну как, согласен?

— Да, — закивал обрадованный Юра, — конечно.