Как следует из сохранившихся архивных материалов ВЧК, Яковлеву обвинили в ошибках в оперативной работе, злоупотреблении своим положением (после ареста по ошибке Петроградской ЧК другой пламенной коммунистки Ларисы Рейснер) и в слишком вольном образе жизни. Будучи по примеру своей подруги по партии Александры Коллонтай ярой поборницей теории «свободной любви», почти сорокалетняя Яковлева в Питере пустилась во все тяжкие, а затем, к ужасу ЧК, среди ее любовников оказался белогвардейский агент из морских офицеров Покровский, получивший через Яковлеву доступ к секретной информации Петроградской ЧК. Подозревали тогда Яковлеву и в тайной любовной связи с ее заместителем в Петроградской ЧК Антиповым, бывшим до того замом и при Урицком, и при Бокии, который был ее на десяток лет моложе. После отзыва из Питера Яковлева еще некоторое время состояла в коллегии ВЧК, но в ГПУ ее уже не взяли, переведя в Наркомат финансов. В 1938 году Варвару Яковлеву тоже арестовали как в прошлом «левую коммунистку» и примыкавшую к оппозиции в партии, осудили на двадцать лет тюрьмы, а в 1941 году при подходе немецких войск к Орлу расстреляли в Медведевском лесу вместе с другими обреченными Орловского централа.

Кстати, оставленный ею в январе 1919 года новым начальником Петроградской ЧК ее бывший заместитель Николай Антипов тоже вскоре снят Дзержинским и отозван в Москву. Как и многие из радикалов первой ЧК, он в ГПУ не попал, направлен на партийную работу в секретариат ЦК ВКП(б), дорос до заместителя председателя Совнаркома, но в 1937 году, как и большинство чекистов дзержинского призыва, обвинен в оппозиционной деятельности в партии, арестован и расстрелян. Всего за время существования Петроградской ЧК в 1917–1922 годах во главе ее сменилось более 20 начальников, от убитого Урицкого до возглавившего затем и Ленинградское ГПУ Мессинга. На закате истории ВЧК до Мессинга в 1920 году ЧК Петрограда возглавлял Иван Бакаев, позднее за свою приверженность партийной оппозиции лишенный всех чекистских постов, а в 1936 году расстрелянный как один из главных обвиняемых по делу «троцкистско-зиновьевского» центра заговорщиков. Пришедший ему на смену в 1921 году начальник Петроградской ЧК Борис Семенов, которого и сменил здесь Мессинг, отозван Дзержинским в Москву и взят шефом позднее в хозяйственный орган страны ВСНХ руководить в Сибири предприятиями золотодобычи. В дальнейшем бывший чекист Семенов тоже сделал неплохую партийную карьеру, после 1937 года его арестовали для расстрела уже на должности первого секретаря Сталинградского обкома партии.

Всего же за время работы первой ВЧК в 1917–1922 годах в ее коллегию входило в разное время более 40 человек. Из них четверо с самыми громкими тогда именами не дожили до большой сталинской чистки, умерев своей смертью: Дзержинский, Менжинский, Ксенофонтов и Аванесов. Пятый не доживший до Большого террора – Могилевский, погибший в 1925 году в авиакатастрофе. Шестой – Пузырев, погибший еще в Гражданскую войну. А из четырех десятков остальных лишь пятеро после 1937 года не подверглись репрессиям: Уралов, Жиделев, Волобуев, Савинов и Панюшкин. Последний из этой «счастливой пятерки», Василий Панюшкин, стал в госбезопасности СССР настоящим долгожителем, просто «чекистским Мафусаилом»: придя на Лубянку в коллегию ВЧК в 1919 году молодым балтийским матросом, он уйдет на пенсию из КГБ времен Хрущева в генеральском чине, успев поруководить всей внешней разведкой КГБ СССР, умрет Панюшкин почетным пенсионером в 1960 году. Остальные же либо прошли тюрьмы и дожили до освобождения (Фомин, Чугурин), либо забиты насмерть еще на следствии (Корнев), большая же часть просто расстреляна в период 1937–1939 годов (или уже в 1941 году, как Кедров и Яковлева).

Но это будет позднее. Пока же февраль 1922 года подвел черту под первым периодом работы советской спецслужбы под родовым для нее именем ЧК. Начинались времена новой жизни ЧК уже под названием ГПУ, захватившие все 20-е и начало 30-х годов. Точку в существовании ВЧК, изначально задуманной действительно как чрезвычайная и временная, поставила сама власть. 1 декабря 1921 года постановлением ленинского Политбюро ЦК РКП(б) фактически выносился приговор о ликвидации ВЧК, хотя там еще расплывчато было сформулировано: «Реорганизовать Всероссийскую Чрезвычайную комиссию». В конце декабря 1921 года Ленин поставил этот вопрос о реформировании ВЧК на голосование съезда Советов, чтобы придать процедуре перестройки ЧК законный характер с советской точки зрения, и съезд проголосовал за воссоздание ВЧК в новом виде и под новым названием с существенным сокращением функций и полномочий госбезопасности в мирное время.

Отсрочка исполнения приговора была недолгой, ее руководству ВЧК в лице ее заместителя председателя Уншлихта хватило только на то, чтобы подать своеобразную «апелляцию»: сохранить за ВЧК ее ставшее привычным название, подчиненность напрямую только Совнаркому и значительную часть прежних функций. Ленин эту записку Уншлихта отклонил в январе 1922 года, а 6 февраля была поставлена точка – ВЦИК утвердил декрет «Об упразднении ВЧК и о правилах производства обысков, выемок и арестов».

Дзержинский – демон, а мы его стая, это он нас выпустил из-под своего крыла на грязную работу.

Перебежчик из ЧК И. Райсс о своем шефе

Феликс Эдмундович Дзержинский стал олицетворением всей недолгой истории ВЧК 1917–1922 годов и ее культовым символом. Всероссийская ЧК стала пиком его жизни и самым главным периодом в его судьбе, хотя он и до 1917 года прожил бурную жизнь подпольщика и политзаключенного в царской России, и после реорганизации ЧК в новую службу ГПУ еще несколько лет больше по инерции оставался его председателем. Но в период 1922–1926 годов, вплоть до самой своей смерти, он уже не занимался непосредственно только руководством госбезопасности, совмещая это с работой в большевистском правительстве и ЦК, с другими партийными постами, все больше внимания уделяя руководству советской промышленности на посту главы ВСНХ. Разобравшись в личности этого человека, можно лучше понять многое из того, что творилось в ВЧК в эти бурные годы революции и Гражданской войны.

Из массы воспоминаний о Дзержинском близко знавших его современников мне особенно врезался в память отрывок из какой-то хвалебной оды Феликсу Эдмундовичу за авторством Максима Горького: «Он заставил меня полюбить его». Так написал пролетарский писатель о главе ВЧК и товарище по большевистской партии, словно случайно проговорившись или не заметив этого режущего слуха диссонанса между «заставил» и «любить». Это очень характерная оговорка именно для судьбы Дзержинского, словно сочетавшего любовь к социалистическому учению о светлом будущем с попыткой заставить общество идти в него самыми суровыми методами.

Для многих поколений советских людей образ первого чекиста СССР был прост и хрестоматиен, застыв практически в одном образе человека с волевым лицом, с бородкой клинышком, в простой солдатской шинели, из которой на гоголевский манер выходили все последующие герои-чекисты. Этот образ беспрерывно тиражировался советской литературой и кинематографом и в итоге сложился в довольно простой типаж. Профессиональный революционер, все как положено – подполье, аресты, драки с уголовниками в тюрьме, побеги с каторги. Самый верный и бескомпромиссный соратник Ленина. Кристально честный аскет и бессребреник, ходивший в одной шинели и сапогах до смерти, принципиально питавшийся в общей столовой ВЧК на Лубянке вместе с подчиненными и пивший в кабинете суррогатный морковный чай. Безжалостный к врагам революции чекист, но одновременно добрейший в душе человек, помогавший беспризорникам вплоть до того, что лично вытаскивал их из асфальтовых котлов и кормил в своем лубянском кабинете. В общем, человек с холодной головой, горячим сердцем и чистыми руками, как сам Железный Феликс в свое время сформулировал личное видение идеального чекиста.