Свой явный вклад вносят и психологические факторы. Как я уже говорил, примерно у половины пациентов с хронической бессонницей есть первичные психологические расстройства, в первую очередь тревожные, а перевозбуждение – ключевая особенность тревожных состояний. Так что тревожность сама по себе может способствовать бессоннице. Но что насчет тех, у кого нет тревожности – у половины людей, не имеющих каких-либо психологических расстройств?

У многих пациентов, которых я принимаю в клинике, не наблюдаются панические атаки, они не испытывают беспокойства в течение дня. Однако многие рассказывают похожую историю. Они говорят, что в течение дня чувствуют себя нормально, однако перед тем как лечь спать, начинают переживать, в особенности по поводу своего засыпания. Они беспокоятся, что не удастся быстро уснуть либо что будут постоянно просыпаться ночью. Они живут в страхе предстоящей ночи. Когда голова таких пациентов касается подушки, они не ассоциируют свою уютную кровать с радостью безмятежного сна, а видят в своей спальне источник страданий, инструмент пыток. «Когда ложусь спать, я чувствую себя уставшим, однако стоит выключить свет, как в голове начинают носиться мысли, и я больше не испытываю сонливости», – подобные слова я слышу очень часто. Именно в этот момент люди впадают в перевозбужденное состояние, их мозг «напрягается», и сон внезапно как рукой снимает. Подобно Сизифу, чей камень, который он почти закатил на вершину холма, в самый последний момент выскальзывает из рук и несется вниз, сон словно дразнит этих людей, ускользая прямо у них из-под носа. Чем дольше это продолжается, тем сложнее становятся их отношения со сном.

У состояния обостренной психологической и физической реакции на стресс имеется, однако, и другой аспект.

Клэр говорит: «Раньше я заходила в Интернет и искала там статьи про проблемы с бессонницей. Я убедила себя в наличии у меня определенных синдромов». Я спросил, беспокоилась ли она по поводу какого-то конкретного синдрома, прекрасно зная ответ, потому что слышал его бесчисленное количество раз: «Фатальная семейная бессонница. Я убедила себя, что умру в течение полугода».

Фатальная семейная бессонница – это прионное заболевание, по своей природе схожее с болезнью Крейтцфельдта – Якоба, которую еще называют «коровьим бешенством». Это безжалостно прогрессирующее неврологическое заболевание, вызываемое передаваемым по наследству дефектным геном, которое неизбежно заканчивается смертью в среднем спустя полтора года после появления первых признаков болезни. Пациенты страдают бессонницей, которая постепенно становится все более тяжелой. По мере развития болезни происходят изменения в вегетативной нервной системе, организм теряет способность контролировать артериальное давление, оно начинает скакать, появляются обильное потоотделение и запоры. Развивается бредовое состояние с галлюцинациями и изменениями поведения, а на последних стадиях болезни пациенты постоянно находятся в забытьи между сном и явью. Эта болезнь, однако, невероятно редкая, и во всем мире известно лишь сорок семей, которые ей подвержены. Пожалуй, то, что пациенты с бессонницей порой быстро приходят к этому диагнозу, является показателем их чрезвычайно повышенной тревожности, раз они так поспешно «обнаруживают» у себя и все остальные симптомы этой болезни.

* * *

Когда я впервые встретился с Клэр, она назвала мне несколько черт своего характера, которые могли привести к ее проблеме. Более того, когда мы заговорили про ее сон до развития бессонницы, она призналась, что он всегда в той или иной мере находился под влиянием происходящего в ее жизни. Триггеры ее перевозбуждения не вызывают сомнений ни у меня, ни у нее: «Думаю, что я сама создала стресс, связанный с работой. И все из-за этой потребности доказать, что чего-то стою, желания вернуться к работе, несмотря на возраст. Кто-нибудь другой мог бы совершенно иначе отреагировать на происходящее. Но у меня просто такая натура, что я хочу все сделать правильно и довольно чувствительно воспринимаю любую критику. Так что я возвращалась домой и переживала из-за [полученной критики], постоянно проигрывая ее у себя в голове».

Она осознает свое перевозбужденное состояние.

Она рассказала про крайне типичную проблему со сном в дневное время, а также про свою повышенную возбудимость. «Мой мозг так отчаянно пытался работать, он вырабатывал столько адреналина, что я постоянно была „на взводе”, никак не могла расслабиться».

Спустя пару лет плохого сна, однако, Клэр зашла в тупик.

«Это случилось, когда я попросила прибавку. У нас были довольно сложные переговоры, которые стали для меня последней каплей. Все пошло под откос. А из-за страшного недосыпа вкупе с этими событиями у меня началась сильнейшая депрессия, и я не знала, как из нее выбраться. Это был настоящий порочный круг: депрессия способствовала бессоннице, а бессонница усиливала депрессию. У меня начали клочьями выпадать волосы. Я потеряла чуть ли не половину своих волос. Но довольно долго не осознавала, что именно со мной происходит».

Когда мы с Клэр встретились, ей уже диагностировали тревожность и депрессию. Она наблюдалась у специалистов по поводу своих психических проблем, и, опробовав различные лекарства, в итоге начала принимать антидепрессанты, которые сильно ей помогли. «Думаю, где-то четвертый испробованный нами препарат сразу же дал чудесные результаты. Уже спустя пару недель мне стало гораздо лучше. Сон, правда, не улучшился, просто у меня резко сменилось настроение. Словно рассеялась нависшая надо мной туча. Я осознала, что была в некоторой степени подвержена депрессии, с тех пор как у меня родились двадцать лет назад дети. Потому что они [лекарства] все изменили».

Несмотря на лекарства, тревожность и депрессия полностью ее не оставили, да и сон был по-прежнему просто ужасным. Она опробовала несколько препаратов, призванных помочь непосредственно со сном, и некоторые из них какое-то время даже справлялись, однако потом перестали действовать. Они привели к обострению прежде слабо выраженного синдрома беспокойных ног, что было крайне неудачным побочным эффектом. Клэр также проходила психологическую терапию под названием «терапия принятия и ответственности», которая учит людей принимать свою бессонницу с целью снижения стресса, связанного с недосыпом, однако для моей пациентки она оказалась безрезультатной.

Бессонница Клэр не проходит уже год после срыва. В настоящий момент она ложится спать в десять вечера уставшей, однако стоит ей лечь в кровать, как возникает знакомая тревожная реакция – тот «выключатель», про который она говорила, так и не удалось полностью наладить. Подобно морковке на веревочке, сон, стоит к нему приблизиться, сразу же убегает. Она лежит в кровати на протяжении трех-четырех часов, пытаясь уснуть, но в итоге сдается и спускается вниз. К трем-четырем часам ночи изнеможение из-за двадцати с лишним часов бодрствования наконец берет верх над адреналином и кортизолом, бушующими в венах и мозге. Она в итоге засыпает, однако в шесть-семь утра просыпается без будильника.