Пока велись переговоры о турецкой капитуляции, французы доставили из Александрии боеприпасы для артиллерии, в которых до того времени испытывали серьезный дефицит. Это позволило начать регулярные бомбардировки жилых кварталов города:

«Из Цитадели, из форта Дюпюи, из фортов Сулковский и Института, из главной штаб-квартиры и с холмов возле квартала Дубильщиков по городу велся огонь настолько интенсивный, насколько позволяли наши ограниченные возможности».

Не имея большого военного значения, подобная непрестанная бомбардировка носила изматывающий характер и была направлена прежде всего на ослабление у жителей Каира воли к сопротивлению.

Кроме того, воспользовавшись временным затишьем, французы установили на дистанции прямого выстрела от занятого турками штаба инженерных войск тяжелое 8-фунтовое орудие и, как только перемирие было нарушено, открыли из него огонь, пробив к следующему дню брешь в стене особняка. 2 апреля отряд карабинеров выбил турок из этого стратегически важного здания, но под интенсивным ружейно-артиллерийским обстрелом из соседних домов вынужден был поджечь его и отступить. В тот же день были отбиты у неприятеля, а затем сожжены несколько домов Коптского квартала.

Очевидно, тогда же, 2 апреля, на помощь к осаждающим Каир войскам подошла из Салихии дивизия генерала Рейнье в составе 9-й линейной и 22-й легкой полубригад, общей численностью чуть более 1800 чел. Когда стало понятно, что возвращения великого визиря ждать не приходится, это соединение также было вызвано на осаду столицы. Хотя Мишо и фиксирует прибытие дивизии к Каиру лишь два дня спустя, Рейнье уже 2 апреля получил от Клебера приказ осуществить диверсию в районе ворот Баб эн-Наср, что подтверждает его появление под Каиром именно к этому сроку. Войска Рейнье расположились между фортами Камен и Сулковский, протянув далее линию постов по гребню возвышенности от форта Сулковский до Цитадели.

* * *

Прибытие дополнительных сил дало возможность Клеберу заняться проблемой Мурад-бея. Выше уже отмечалось, что этот наиболее влиятельный, наряду с Ибрагим-беем, Мамлюкский лидер, неутомимо ведший на протяжении полутора лет в Верхнем Египте борьбу против французов, после заключения Эль-Аришского соглашения и прибытия великого визиря занял особую, достаточно независимую, позицию. Условившись с Клебером о нейтралитете в канун возобновления военных действий, Мурад-бей в дальнейшем строго следовал этой договоренности. Хотя во время битвы при Гелиополисе он находился со своим отрядом возле поля боя, наблюдая за происходившим, в сражение он так и не вступил. Не прибыл он в Каир, в отличие от других мамлюкских беев, и с началом восстания. Вместе со своими людьми он расположился в нескольких километрах от Старого Каира, в местечке Дайр ат-Тин, по-прежнему не примыкая ни к одной из сторон. По свидетельству ал-Джабарти, мамлюкские лидеры восстания не раз обращались к нему с просьбой о помощи, но он отвечал им призывами к компромиссу с французами, подрывая тем самым решимость соотечественников к сопротивлению:

«Осажденные в городе повстанцы отправили Мурад-бею посланца с просьбой, чтобы он либо сам прибыл на помощь, либо прислал своих беев и солдат. Мурад-бей отказался выполнить эту просьбу, сославшись на то, что он должен защищать район, в котором находится. Тогда к нему вновь направили гонца с просьбой сообщить о положении армии везира. Мурад-бей ответил, что он примерно за десять дней до этого отправил на восток солдата верблюжьей кавалерии, но посланный до сих пор не вернулся, и что французы, победив турок, не будут их убивать и бить. “И вас с ними также, - писал он. - Примите мой совет: просите мира - и уйдете невредимыми”. Ибрахим-бей посоветовал отправить обратно ал- Бардиси в сопровождении Осман-бея ал-Ашкара для того, чтобы последний передал Мурад-бею то, что нужно. Когда ал-Ашкар, повидавшись с Мурад-беем, возвратился в Каир, он относился к создавшемуся положению уже не так, как до отъезда. Решимость его ослабла, и он склонялся к тому мнению, которого придерживался Мурад-бей».

Вместе с тем неопределенность позиции влиятельного мамлюкского вождя не могла не беспокоить Клебера. Их не связывали никакие обязательства, кроме прежней устной договоренности, достигнутой через жену Мурад-бея накануне возобновления военных действий. Пребывание же в тылу французской армии вооруженного отряда в несколько тысяч человек могло оказаться опасным, если бы его предводитель надумал выступить на стороне противника. В «Докладе» Клебер сообщает, что решил возобновить контакты с Мурад-беем сразу после вынужденного отказа лидеров восстания от уже подписанной капитуляции. По свидетельству Догеро, вскоре после прибытия французского главнокомандующего к Каиру в его лагере появился посланник Мурад-бея - кашиф Хусейн, персонаж сам по себе интересный. Этот человек служил Мурад-бею еще до прихода французов, но с их появлением поступил к ним на службу и командовал ротой мамлюков в составе Восточной армии. С заключением Эль-Аришского соглашения кашиф Хусейн вернулся к прежнему хозяину. И вот теперь Мурад-бей именно его и прислал к Клеберу. После разговора с французским главнокомандующим Хусейн отправился обратно к своему патрону.

Ожидание ответа затянулось на два дня. Клебер начал готовить меры на тот случай, если договориться не удастся. 2 апреля он написал Рейнье:

«Я прикажу завтра атаковать Мурад-бея; его отряд насчитывает больше тысячи человек, не считая двух тысяч крестьян, собравшихся на правом берегу и ожидающих только сигнала, чтобы выступить, или артиллерийского залпа, чтобы разбежаться».

Впрочем, к крайним средствам прибегать не пришлось: в тот же день, 2 апреля, к Клеберу приехали посланцы Мурад-бея с мирными предложениями - все тот же кашиф Хусейн и бей ал-Бардиси. «Конференции, в которых участвовали переговорщики с той и другой стороны, - сообщает Клебер в “Докладе”, - проходили в моей штаб-квартире и часто прерывались артиллерийским огнем из города». Тем не менее дело спорилось, и уже 5 апреля стороны подписали договор, по которому Французская республика признала Мурад-бея правящим Принцем (Prince gouverneur) Верхнего Египта. Взамен он обязался платить французам ежегодную подать (мири) и предоставлять вспомогательные войска. Некогда опасный противник был превращен в сильного и полезного союзника.

* * *

Между тем после прекращения перемирия военные действия в городе развернулись с новой силой. 3 апреля, как сообщает Мишо, на правом фланге от главной штаб-квартиры продолжались позиционные бои вокруг бывшей резиденции Рейнье. Основной же удар восставшие нанесли вдоль большой улицы, шедшей севернее Коптского квартала к Железным воротам. В ходе этого наступления повстанцы, так же как французы, использовали массовые поджоги домов, чтобы изгнать оттуда неприятеля. В ночь на 4 апреля французские войска встречной атакой по той же улице отбросили повстанцев и укрепились в четырех рядом расположенных мечетях:

«Для этой атаки отрядили генерал-адъютанта Альмераса с ротой карабинеров из 4-й легкой [полубригады], ротой из 75-й [линейной полубригады], 100 чел. из 61-й [линейной полубригады] и 20 саперов. У них было также одно орудие. У первой вражеской баррикады погиб капитан карабинеров, и вся его рота отступила назад; ее вновь повели в бой, и она погнала неприятеля до самой мечети. Все дома справа и слева [по этой улице] до самой мечети были взломаны, и все турки, найденные там с оружием в руках, перерезаны. Враг, защищавший здания перед мечетью, вел интенсивный огонь, но это не помешало нам поджечь дома перед своими позициями и забаррикадировать улицу. Была установлена связь с Коптским кварталом. Мы потеряли в этой атаке 3 чел. убитыми и 12 ранеными. Противник должен был потерять много народа. 14 [жерминаля (4 апреля)] наши войска утратили позиции, занятые предыдущей ночью. Они были напуганы, увидев несколько турок, просочившихся к ним на фланги, и отступили в беспорядке. Позицию восстановить не удалось, и пришлось забаррикадироваться позади первой из мечетей. Мы потеряли несколько человек, которые не успели из нее выскочить».