Капитан Франсуа рассказывает об этой же атаке с точки зрения участника:

«Около пяти часов вечера главнокомандующий отправил нас, дромадеров, с гренадерской ротой из 25-й линейной [полубригады] атаковать здание штаба инженерных войск, расположенное справа [от главной штаб-квартиры] на площади Азбакийя, где укрепилось множество турок. Мы в количестве около 200 человек проникли внутрь сквозь брешь, пробитую артиллерийским огнем, и убили много врагов из ружей и пистолетов. Неприятель бежал, оставив от 600 до 700 человек убитыми и ранеными, а мы заняли этот дом. У нас оказалось 7 человек убитыми и 14 ранеными. Ночью мы работали над тем, чтобы обеспечить себе безопасность и удержать позицию. Недостаток боеприпасов не позволил развить успех дня. Враги, догадавшись об этом обстоятельстве, надеялись, что нам придется отступить. Жители и солдаты нас оскорбляли, пели, танцевали, их веселье достигло предела. Имамы с высоты минаретов поддерживали боевой дух, обращая молитвы к своему пророку. Эмиссары великого визиря заверяли народ в скором прибытии помощи. Исполненные ярости от того, что нас оскорбляют, а мы не можем отомстить, мы провели на этой позиции без еды и питья тридцать два часа».

Заметим, что соотношение потерь сторон выглядит у Франсуа крайне преувеличенным. В приказе, которым Клебер выразил благодарность принимавшим участие в операции, говорится, что неприятель в этом деле потерял 20 человек убитыми и примерно столько же ранеными.

Согласно отчету Мишо, днем 12 апреля активных действий французы не вели, однако в ночь на 13 апреля нанесли столь же неожиданный удар на другом фланге. По приказу генерала Рейнье через час после захода солнца бригадный генерал Робен с двумя ротами гренадеров 9-й линейной полубригады и двумя ротами карабинеров 22-й легкой полубригады атаковал святилище (santon) Абу-Риш, расположенное на высотах западнее форта Сулковский. Укрепившиеся там турки серьезно осложняли коммуникации этого форта и лагеря Рейнье с главной штаб-квартирой. Судя по описанию Мишо, противник оказался застигнут врасплох и не успел оказать реального сопротивления:

«Пятьдесят гренадеров взяли приступом святилище и отбросили врага в город, а затем проделали бойницы в стене, обращенной к городу, и укрепили траншеей вершину холма, на которой оно находилось. Одновременно с этой атакой три другие роты и отряд саперов, вооруженных топорами, захватили несколько отдельно стоявших домов между святилищем и фортом Сулковский и подожгли их. Не тронули только один дом слева от святилища, чтобы он прикрывал его с фланга, и связали эту оборонительную позицию с захваченной поблизости мечетью.

Около полуночи неприятель предпринял контрнаступление, стремительно приблизился к нашей позиции на расстояние в двадцать шагов и заставил наших рабочих покинуть траншею, но был вынужден отступить. Интенсивная перестрелка продолжалась здесь до утра 23-го [жерминаля (13 апреля)]».

Здесь отчет Мишо вновь несколько отличается от версии «Доклада», представленной Дама. Согласно последнему, обе атаки состоялись одновременно - в ночь с 11 на 12 апреля. Дама представляет их своего рода репетицией общего комбинированного наступления с флангов по сходящимся направлениям внутрь города. Однако в упомянутом выше приказе Клебера от 13 апреля с благодарностью войскам за успех, достигнутый в ночь с 11 на 12 апреля, о захвате святилища Абу-Риш не упоминается, что косвенно свидетельствует всё же в пользу версии Мишо. Очевидно, в заключительной части «Доклада» Дама старался следовать той же тональности, которую ранее для изложения официальной версии происшедшего избрал Клебер, - убеждать читателей, что на протяжении всей кампании он постоянно держал ситуацию под контролем и планомерно осуществлял избранный план, не оставляя места для случайностей.

Между тем положение Восточной армии, несмотря на ряд тактических успехов, оставалось весьма сложным. Хотя в результате двух ночных атак 11-13 апреля французские войска добились поставленных целей, эти достижения, отмечает Мишо, оказались слишком скромными по сравнению с тем, какими потерями пришлось заплатить за них. К тому же за несколько дней интенсивных боевых действий французская армия, по свидетельству Дама, потратила столько боеприпасов, что вновь ощутила их недостаток. И самое главное - французам не удалось сломить боевой дух повстанцев, который руководители обороны поддерживали на высоком уровне самыми разными способами. В частности, они сообщали о якобы присланных великим визирем письмах с обещанием прийти на подмогу. Использовалась, по словам ал-Джабарти, и своего рода наглядная агитация:

«В это время ал-Алфи [Алфи-бей] пришел к Осману Катходе с предложением, которое у него возникло и которое он считал правильным. Его мысль состояла в том, чтобы на полумесяцах минаретов днем вывесить флаги, а ночью зажечь фонари, чтобы подходящее войско, увидев это, поняло, что город находится в руках мусульман и что они берут верх над противником. Это сделали также и жители Булака, так как они были уверены в том, что им на помощь приближается войско».

Тем самым в народе поддерживалась надежда на скорую помощь извне. А вот как, по описанию Дама, это выглядело с другой стороны фронта:

«Минареты были освещены, муэдзины (общественные глашатаи, созывающие в определенные часы народ на молитву) славили радостными песнопениями то состояние бессилия, в которое, как они думали, мы впали».

Война нервов продолжалась.

Попытки наступательных действий 11-13 апреля показали командованию французской армии, что на постепенное, шаг за шагом, сжимание кольца осады посредством захвата отдельных стратегически важных пунктов у французов может просто не хватить сил и средств. Поэтому, сообщает Мишо, была начата подготовка к общему штурму города. А чтобы произвести на неприятеля наибольший психологический эффект, было решено начать генеральное наступление с взрыва мины под одним из ключевых пунктов обороны повстанцев. В качестве подобной цели выбрали бывшую резиденцию генерала Рейнье, которую всего лишь несколько десятков метров отделяло от здания штаба инженерных войск. В ночь на 14 апреля саперы заложили в одном из хозяйственных помещений этого здания колодец глубиной 12 футов (около 4 м) и повели из него мину в сторону резиденции Рейнье. Работа шла ночью и днем. Гарнизон здания штаба инженерных войск прикрывал ее, находясь под интенсивным артиллерийским огнем неприятеля из особняка ал-Бакри.

В тот же день, 14 апреля, ожесточенные бои развернулись и возле святилища Абу-Риш, которое повстанцы пытались вернуть под свой контроль.

Чтобы обеспечить тыл своей армии во время штурма Каира, Клебер еще в предыдущие дни предпринял несколько попыток замирить мятежный Булак, предлагая его жителям сложить оружие и обещав взамен всеобщую амнистию. Так, в его обращении к населению Булака от 10 апреля говорилось:

«Бог всемогущий и милосердный желает, чтобы тот, кому Он дает победу, пользовался ею, проявляя великодушие и милость. Поэтому генерал Клебер дарует общее и частное прощение жителям Булака, которые в период пребывания османской армии вооружились и предпринимали наступательные или оборонительные действия против бесконечно победоносных французских войск, и надеется, что этот акт гуманности еще сильнее привяжет большинство жителей к французскому правительству, ибо судьбе угодно сохранить его власть над этой страной. Главнокомандующий поручает шейхам и улемам довести настоящее распоряжение до всех обитателей Булака и велит каждому мирно заниматься своими трудами и заботами».