Парнишка насупился, но губы послушно сжал и даже отошел от нас.

— Ты права, Валерия, — сказала мне ллара, — с людьми надо поговорить.

Сказано — сделано. Спустя час мы с Эулой стояли на крыльце замка перед теми обитателями Колыбели туманов, перед которыми плады обычно не объясняются. Это были обычные люди: слуги, комнатные и дворовые, а также стражники — малая их часть. Куда делись другие, я не знаю, но вряд ли они осмелятся уйти, ведь дракон еще сидит на крыше.

Что сказать? С чего начать? Нужные слова не шли на ум; мне вообще сложно было держать себя в руках, ведь мое сознание раздваивалось, а тело стремилось принять другую форму. Дракон, гарант моей безопасности, одновременно и мешал мне; спину в очередной раз прихватило, и я усилием воли заставила себя не шевельнуться и не застонать.

Меня выручила ллара Эула. Выйдя вперед, она обратилась к людям:

— Незыблемая вера в Великого Дракона — основа нашей жизни. Как драконова невеста я всегда стояла за традиции и искренне верила тому, чему меня учили, но слова могут врать, а Священный огонь — нет. Много раз я видела в нем картины будущего, смутные и устрашающие; много раз я видела смерти и разрушения, принесенные стремительными переменами. Я боялась будущего. Но бояться не стоило, ибо все вернулось на круги своя. Драконы вернулись! — громко возвестила она. — И первые из них будут жить здесь, в Тоглуане!

Собравшиеся восприняли ее слова как указание и один за другим начали вставать на колени; некоторые, особенно ретивые, распластались на камнях, которыми вымощен двор.

Этот момент я выбрала, чтобы заговорить.

— Все вы знаете меня, — сказала я, — и в то же время ничего обо мне не знаете. Ваше мнение обо мне основывалось на невероятных слухах. Правда же проста — я дочь Брадо Гелла и его наследница. Родовой огонь Геллов принимает меня и моего сына. Мы имеем все права на Тоглуану и останемся жить в Колыбели туманов. Если кто-то из вас не согласен, то…

— Мы не согласны!

Обернувшись, я увидела, как из арки выходят стражники, некоторые слуги, и, после всех — Мариан, Гемма с дочкой на руках и Кинзия. Я не удивилась этому: в замке мою власть сразу признал только управляющий Жако и те, кто боится дракона. К слову о драконе: он «ожил», переступил на крыше, приглядываясь к вышедшим, и одного это оказалось достаточно, чтобы вокруг снова закричали.

— Притащили драконоподобную тварь и думаете, что нас это напугает? — с вызовом спросил незнакомый плад, вероятно, друг Сизера, выступив вперед. — Хотите захватить власть, застращав народ? Хотите разрушить Колыбель? Разрушайте! Убивайте! Вас все равно никогда не примут! Империя покарает вас, как и Великий Дракон, чье имя вы опорочили, приравняв к нему свою чешуйчатую тварь!

— А вы кто? — спросила я, разглядывая мужчину.

— Я — тоглуанец!

Я смерила этого «тоглуанца» взглядом. Понятия не имею, кто этот плад, но он явно о себе высокого мнения. Я перевела взгляд на Мариана и его семью. У них был шанс сбежать тихо; они могли незаметно покинуть Колыбель, пока мое внимание и внимание дракона было приковано к людям во дворе, но вместо этого вышли к нам, да еще и взяли с собой маленькую дочку. Что это за демонстрация? Надеются меня разжалобить?

— Повтори при людях то, что сказал мне, Мариан, — произнесла я холодно.

— Я отдал тебе все права, но я не могу заставить людей повиноваться тебе, — ответил он.

— Ты умеешь выставить себя в выгодном свете, — улыбнулась я. — Добрый эньор, который хочет спасти подданных, жертва обстоятельств… А на самом деле хищник, мастерски прикидывающийся жертвой.

— Никто здесь не прикидывается! — встрял «тоглуанец». — Вы очень смелая со своей драконоподобной тварью и вы обдурили ллару, но нас не обдурите. Давайте же! Ну! Сожгите нас, покажите, на что способны! За этим же вы явились — убить нас, убрать помеху!

— Не надо, Элье, — произнесла мягко Кинзия и вышла вперед. — Я дам вам то, за чем вы явились, эньора Валерия. Вы получите ответы на свои вопросы. Но только после того, как моя семья покинет замок в целости и сохранности.

Она еще и условия ставит…

— Клянусь, — повысила голос Кинзия, чтобы все слышали, — что никто из Сизеров не виноват перед империей. А за себя я отвечу.

Я стояла на крыльце, а она под аркой; мы были далеко друг от друга, но я видела ее лицо так же четко, словно стояла вплотную. Но не только мое зрение стало острее, но и слух, и появились многие другие ощущения — драконовы ощущения, чутье. Они заполняли меня, будоражили, подталкивали к изменению…

Кинзия хочет, чтобы я отпустила Сизеров.

Мариан хочет, чтобы я отпустила всех Сизеров.

Но у них нет права чего-то хотеть.

Пришло время отвечать.

— Я прошу вас, эньора Валерия, — снова подала голос Кинзия.

— Прекрати! — очнулся Мариан. — Что ты делаешь?

— То, что должна.

Несколько мгновений Сизер вглядывался в лицо сестры, затем посмотрел на меня и напомнил:

— Верник виновен, не мы! Я обещал, что мы уедем, и мы уедем — все мы!

— Нет, — покачала головой Кинзия. — Я не поеду.

— Что за шутки, Кинзия?

— Я проиграла, — спокойно ответила она, — моя игра окончена. Но я не хочу утаскивать тебя за собой, Мариан. — Сказав это, Кинзия вновь на меня посмотрела.

Я не хотела отпускать их, я не верила им, но дракон слишком настойчиво звал меня, и я хотела скорее узнать все ответы на свои вопросы. Пусть Сизеры катятся отсюда — если они причастны к убийствам, я достану их потом.

— Уезжай, Мариан, — сказала я. — Тебя, твою семью и людей никто не остановит. Сегодня.

Сизер не воспринял мои слова так, как нужно, и начал спорить с сестрой, доказывать ей что-то; девочка на руках Геммы разразилась громким плачем; слуги Сизеров заметались по двору. Правильно, надо ловить момент — пока отпускают, надо уезжать, а то мало ли что потом будет!

— Жако, — позвала я, и управляющий тут же подошел ко мне. — Передай, что вещи Сизеров мы пришлем в Ригларк.

— Да, эньора.

Пока сторонники и слуги Сизеров выводили лошадей и выезжали за ворота один за другим, не успев ничего собрать, остальные обитатели замка, те, кому Жако велел выйти во двор, так и стояли на коленях, опасаясь пошевелиться. Я не желала смотреть на Сизеров, но слышала каждое слово. Кинзия дала наставления Гемме, поцеловала племянницу в лобик и начала прощаться с братом — сказала, что он должен уехать на север, домой, и начать там новую жизнь, а она, Кинзия, всегда будет с ними в родовом огне.

Я отвернулась; это семейное прощание было мне неинтересно и злило. Я слишком добра с ними, я отпускаю их просто так, а моих близких никто не отпустил, и меня саму не щадили… И как же тесно в этом теле, как бурлит кровь! Я посмотрела вверх, на дракона, черно-зеленым совершенством застывшим на крыше, и дрожь пошла по всему моему телу.