— Ничего не получится, — пробурчал парень и метнул на Элдреда злой взгляд.

Никакого почтения к нему Рик не испытывал, да и не боялся его — или же очень хорошо скрывал свой страх. Прислужник был насторожен и подозрителен и не сводил с дракона глаз. Если бы ллара Эула приказала ему остаться в храме, он бы ее ослушался и все равно поехал с нами. Этот мальчик в свои четырнадцать взял на себя роль защитника и был готов, если что, выступить против самого Элдреда Дио. Хорошо хоть последний относился к этому спокойно.

— Надеюсь, парень не прирежет меня как-нибудь ночью, — произнес он, когда мы сравнялись.

— Если будешь над ним подшучивать — может и прирезать, — ответила я мрачно.

— Скорее прирежет из ревности.

— Прекрати! Он же слышит…

— Вот-вот, пусть обуздает свою ревность, — громче сказал Элдред и оглянулся на Рика. — Все равно убить меня не сможет.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Плады боялись яда, но теперь мы знаем противоядие, — протянул мужчина, глядя на меня.

Противоядие… Нереза — пусть вечно горит огонь ее души! — ругала меня за пристрастие к успокаивающим каплям, но именно благодаря им, как заявляет Элдред, яд в той каше, которой «угостили» нас люди Верника, не убил меня, а только ослабил. Получилось так, что один «яд» спас меня от другого… А когда Верник перерезал мне горло, Элдред был уже рядом, и сила вернулась ко мне — поэтому я не умерла, ведь плады не умирают даже от страшных ран.

Враги не смогли убить меня, когда я была слаба, а сейчас и тем более не смогут.

Я живуча. Когда моя мать была мной беременна, животное, за которое ее выдали замуж, избило ее до полусмерти. Я должна была умереть уже тогда, но сильные плады цепляются за жизнь, и мама доносила меня до срока. К сожалению, сбежав на далекий остров и поменяв имя, мама снова связалась с животным, теперь уже по фамилии Риччи. Ее он не бил — он бил меня, порол так, что кожа лопалась. Риччи не нравилась мощь моего пламени, и он делал все, чтобы я боялась использовать огонь. Девушкам ни к чему владеть великим искусством, девушки должны быть красивыми и покорными…

Порки сделали свое дело, и я потеряла способность управлять огнем. Постоянные утверждения в том, что имперцы — зло, тоже отпечатались в моем сознании, как аксиомы. Я презирала жирующих пладов, поддерживала Чистую кровь и была готова сделать все, чтобы в империи случился переворот, даже выйти замуж на того, на кого укажет Риччи, чтобы шпионить для чистокровников. Да только Риччи опасался, что если отпустит меня в империю, я стану неуправляемой, а он слишком много в меня вложил. Его подозрения не были беспочвенны. Риччи знал, кто мой настоящий отец, и скрывал это от меня, но однажды в подпитии проболтался, и с того момента я могла думать только о владетеле Тоглуаны. Брадо Гелл слыл порядочным и справедливым пладом, любил свою бесплодную жену, и многие говорили, что он последний истинный плад, настоящий сын Великого Дракона… Конечно же, я хотела познакомиться с ним!

А потом имперцы, узнав о делах и планах Риччи, напали на его остров. Риччи сам ударил в меня пламенем смерти, чтобы никто не мог меня допросить, и последнее, о чем я подумала перед «смертью» — это о своем настоящем отце, которого так и не увидела, не узнала…

Это стало моим «якорем», поэтому я вернулась к жизни, да и Брадо так хотел отыскать наследника, что мы притянулись друг к другу. Зов ли повлиял, как считает Элдред, или неисполненное желание, или просто свою роль сыграл родовой огонь Геллов — я не знаю. Мы с отцом нашлись, хоть и ненадолго… он так и не увидел внука, так и не порадовался…

Зато я жива и все теперь помню. Большую часть жизни меня держали на поводке, как породистую собачку, подыскивали подходящих самцов для случки, лишали силы, кормили ложью. Но я больше не девочка, которую можно приструнить ремнем, и не девушка, которую можно запугать огнем. Я сама огонь, и на моей стороне дракон.

Руки одеревенели, спина напряглась, став каменной, и живот скрутило — в который раз за день. Лошадь подо мной испуганно дернулась и вскинула голову. Я прикрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов-выдохов, и меня отпустило; когда я открыла глаза, увидела, что Элдред понимающе на меня смотрит.

— Драконица просыпается, — сказал он.

Мало что изменилось с тех пор, как я покинула Колыбель туманов: все так же серело небо над замком, все так же сидели вороны на зубчатых стенах, все так же лаяли псы. Вот только ворота, обычно гостеприимно раскрытые, были закрыты, и несколько стражей дежурили на стенах.

— Кто такие? — недовольно спросил один из них, посмотрев на нас. — Владетель никого не принимает сегодня!

— Ллара Эула прибыла из храма по важному делу! — сообщил Рик с таким премерзким высокомерием, что я не сдержала усмешки. Так их, мальчик!

— Ллара? — не поверил страж и присмотрелся.

— Ллара Эула и ее спутники, — повторил Рик.

Эула сняла шапку и, задрав голову, поглядела на стража, но тот, видимо, не знал в лицо тоглуанскую драконову невесту. Зато знал другой страж.

— И впрямь она, — поразился он. — Это ллара! Наша ллара!

— Ллары не покидают храм!

— Покидают при необходимости, — придерживаясь того же высокомерного тона, возразил Рик. — Передайте владетелю, что ллара явилась по делу, касающемуся всего эньората.

Один из стражей понесся докладывать, другие собрались на стене, глазея на нас. Так, у ворот, нас продержали минут двадцать, что вопиюще оскорбительно по отношению к драконовой невесте. Когда нас, наконец, впустили, Рик не замедлил сообщить, что Великий Дракон проклянет стражей за такое неуважение к лларе, но к словам парня не прислушались. После того как мы трое спешились — Элдред прибудет позже — нас окружили несколько мужчин, и двоих из них я узнала.

Я демонстративно сняла шапку и приподняла подбородок, и стражи отпрянули испугавшись. Но не меня они испугались, а того, что им будет за то, что впустили меня.

Ллара Эула встала ближе ко мне.

— Дело важное, дети мои, — сказала она. — Проведите нас к эньору.

Но эньор и сам уже шел к нам; я чувствовала его приближение. Повернувшись в сторону крыльца, я увидела, как открываются большие двери и Мариан выходит. Разглядев меня, он замер.

Несколько мгновений мы стояли молча и недвижимо, затем нас повели к крыльцу. Люди, снующие по двору, отошли и притихли, глядя на нас во все глаза, и только громкий собачий лай разносился по двору. После нескольких резких окриков лай смолк, зато раскаркались вороны и начали летать над двором.

Когда мы оказались у крыльца, ллара Эула обратилась к Мариану:

— Приветствую вас, эньор Сизер! Большая беда вынудила меня оставить храм и явиться к вам.

— Верю, — выдавил плад, глядя на то Эулу, то на меня. — Раз вы осмелились покинуть храм, значит, дело действительно важное. Я рад принять вас в моем доме, хотя и обеспокоен вашими словами. Входите, уважаемая ллара. Но спутницу вашу я не впущу.