«героиня труда» – что там обычно пишут, когда умирают старики. С фотки на меня смотрела Контуженая, без платка, закрывающего пол-лица, она совсем не была похожа на ведьму. У неё даже имя человеческое было – Мария Павловна.

– Чего притих, Котяра? Скорбишь?

– Думаю. Обычная бабулька, вроде. Не из Африки, даже не с юга. Вон написано, что она родилась в Вологодской области. Откуда у неё это всё? Вуду…

– Так ты всё ещё веришь?! – Наверное, в этот момент я так взглянул на Кита, что он сам поверил. И выдал что-то правдоподобное:

– Так бабки любят всякую магию-хиромантию. Может, телика насмотрелась, может, в газете объявление прочла, а может, ей правда голоса в голове нашептали, контузию-то никто не опровергает!

– Она слепая была.

Кит пожал плечами:

– Какая теперь разница? Главное, всё кончилось. Выкинь свой кусок глины и вернись, наконец, к нормальной жизни. Я новую игрушку принёс… – Он повертел перед моим носом коробкой с диском.

Мне так захотелось ему поверить, что я уже оттянул ворот майки и полез за Васькой, чтобы широким жестом отдать куклу Твари. Чтобы убедиться. Чтоб раз – и всё: обрубить, не вспоминать, не задавать в пустоту глупых вопросов. Умерла так умерла.

Васька у меня в ладони будто похолодел, хотя в кухне была жарища. Я тоже почувствовал какой-то странный холодок внутри. Ком в горле, который не оставлял меня все эти недели, будто стал больше… Глупости! Надо покончить с этим одним махом: раз!..

Быстро, чтобы не передумать, я выдёрнул Ваську из-под майки и швырнул Твари. Она ловко поймала зубами и радостно закрутила башкой: добилась, чего хотела, сбылась мечта идиота! Так бы мои мечты сбывались…

Я смотрел, как щенячьи молочные клыки-иголочки крошат сухую глину в муку, и физически чувствовал кукольную боль. В мой собственный бок будто впивались невидимые челюсти, и дышать опять стало трудно. Тварь шваркнула куклу на пол, и у меня в ушах загудело, как от удара по голове. Боль была несильной, такой, будто на тренировке, где удары принято лишь обозначать. Чтобы ощутить в полную силу всё, что делала с Васькой Тварь, мне понадобился бы нож или кастет и парочка бандитов. Но кое-что я всё-таки чувствовал.

– Дай сюда! – Я отобрал у Твари Ваську и заметил, что руки у меня трясутся. Кит покрутил мне у виска и уставился в газету с некрологом, будто раньше не читал. Мне было плевать. Я дышал на глиняную куклу, разогревая материал и заглаживая-замазывая раны. Бок, там, где у меня рёбра, был вообще разодран, и на затылке такая вмятина… Может, всё-таки пронесёт? Господи, пусть пронесёт, спасали же меня прежде те, кого Ты прибрал. От бо́льших повреждений спасали. В конце концов, ведьма же умерла, почему тогда… Кит зашебуршил газетой. Я поднял голову и увидел дату.

– Погоди! Это ведь не сегодняшняя?

– Ну да, вчерашний номер. Умерла она позавчера, а что?

А всё. Я убрал куклу под майку, как было (Господи, пусть в этот раз пронесёт!). Плечо, покусанное вороной, ещё болело. Слишком болело, чтобы поверить в чудо.

– А то. Иди ты знаешь куда, Кит, со своими игрушками!

Он ещё что-то говорил про то, что я придурок и окончательно сбрендил после больницы. Что никакой магии вообще не бывает, а я себе всё придумываю, и неизвестно, откуда у меня этот кусок глины.

– Ты бы лучше повнимательнее за ним следил, – говорю, – когда тебе его на сутки доверили. Может, я бы и меньше сбрендил тогда.

Но Кит меня не слушал, он бесился:

– Где ты её вообще взял?!

– Рыжий принёс. При тебе, между прочим.

– Не знаю я никакого Рыжего. Ты правда свихнулся с этим куском глины…

В общем, я его выгнал. Газету оставил себе, потому что не верил ни Киту, ни глазам своим, мне надо было видеть эту газету. Игрушку Кит оставил нарочно, чтобы я хоть на что-то отвлёкся. Я сперва и думать о ней не хотел, мне и так было о чём подумать. А потом как-то успокоился, забаррикадировал дверь креслом, зарядил диск…

Герой игры носился по катакомбам, мочил врагов, искал клады. Я давил на клавиши и думал, что вот она, долгожданная свобода, а я сижу, как дурак, и не могу решиться. Не выдержав, щёлкнул Ваську по лбу и через полминуты сам приложился лбом о подставку для клавы, когда полез под стол за упавшим телефоном. Может, совпадение? А кто его теперь-то знает, совпадение или нет? Кто его вообще знает, почему так и спасёт ли меня смерть злодея, как бывает в сказках? Когда Рыжий настаивал на том, чтобы Ваську закопать, я ему не верил. Не верил, что иначе будет хуже.

Глава XIV

Трое

Вечером родители ушли в гости. Звали с собой, но куда я с Васькой-то? Одного тоже не оставишь – дома Тварь. Я так и сидел у себя, забаррикадировавшись верным креслом, и долбился в игрушку, оставленную Китом. Мать сказала их рано не ждать, и я предвкушал полночи компьютерной игры. Если, конечно, не усну.

Часов в одиннадцать раздался звонок. Отец из гостей просил занести ему флешку с каким-то фильмом. Я бы ни за что не пошёл, но разве от него отвертишься! «Тут, – говорит, – две автобусных остановки всего. Заодно с собачкой выйдешь. Не гулял ещё небось?» Возразить было нечего: с собачкой я, и правда, ещё не гулял.

Ваську я оставил на шкафу. Памятуя об утреннем происшествии, десять раз перепроверил, закрыты ли окна-двери, даже подёргал вентиляционную решётку на кухне: вдруг у нас крысы водятся! Я уже предполагал самое невероятное, дальше только вторжение инопланетян. Лучше перебдеть. С утра вот не подумал о вороне и был наказан.

Тварь радостно скакала вокруг меня и рвала поводок в разные стороны. Две автобусные остановки мы прошли очень быстро, я всё-таки боялся, что Васька дома один, и поэтому спешил. Отец сам открыл мне дверь. Вышел на лестницу, увлекая за собой еще пяток весёлых гостей. Начался обычный спектакль: «Это мой сын, это мой пес!» – «Надо же, как вымахал» (от незнакомых людей); «Как в школе дела?» (летом-то!). Потом, наконец, вышел хозяин и стал приглашать нас с Тварью войти. Я решил, что пора сматываться: быстренько вручил отцу флешку (он, похоже, успел забыть, зачем меня звал) и сбежал, соврав, что уроков много. Кажется, мне поверили.

Обратно я летел ещё быстрее, даже Тварь еле поспевала. За горло держал непонятный страх. Честно говоря, он меня и не отпускал последний месяц, но в тот раз был сильнее, чем обычно. Я просто знал: случится что-то плохое.