начальник-то, да и не много ли над тобой начальников? — шутливо заметил Макар Макарович.

— Да он шутит, — сказал Борис, — какой я ему начальник? Мы оба помощники Игнатия Петровича. А вот осмотреть площадку, да прикинуть, сколько на ней можно уместить нашего леса, нам действительно нужно. А то вернётся наш настоящий начальник, и будет нам нагоняй.

— Это хорошо, что вы о деле заботитесь. Пойдёмте в дежурку.

У стола телеграфиста в комнате дежурного по станции сидел высокий черноволосый человек лет 45.

— Николай Иванович, — обратился к нему Сердеев, — пройдите с ребятами к тупику и отмерьте им площадку под лесной склад в тех же размерах, что и в прошлом году выделяли. Забейте по углам колышки, затем сосчитаем площадь, а вечером с Дмитриевым договор на аренду заключим. Да, что-то ваш начальник мне заявку на вагоны не даёт, опоздаем передать её в управление дороги, тогда повертимся. Что он, всё ещё никак рассчитать не может? — обернулся Макар Макарович к ребятам.

— Мы уже подсчитали, вечером он, наверно, её вам даст, — ответил Борис.

— И что же получилось? — с интересом спросил Сердеев.

— Да выходит, что на декабрь нам нужно будет 100 вагонов, а на январь ещё больше.

— Ого! — воскликнул Макар Макарович. — Так это наша станция-то чуть ли не в узловые выскочит! Вы что, весь лес около села вырубить хотите?

Ребятам, конечно, польстило такое удивление взрослого человека, и Федя с нескрываемой гордостью за значительность своего дела сказал:

— Ну, весь — не весь, а почистим его основательно.

— А чем гордиться-то? — сокрушённо заметил Макар Макарович. — Вырубить лес недолго, а вот когда он снова вырастет? Ну да ладно, это не моё дело… Так идите, Николай Иванович, я тут у аппарата за Вас побуду.

Тот молча поднялся из-за стола, на котором стоял телеграфный аппарат, и довольно мрачно сказал:

— Вы идите к тупику, а я возьму топор, колышки и подойду.

Пока ребята шли к месту, предназначенному для лесного склада, находившемуся от здания станции на расстоянии около полукилометра, Фёдор рассказал Борису, что этот мрачный человек — старший помощник его отца, Николай Иванович Смородинцев — живёт в другой квартире этого же дома. У него есть жена и дочка лет двенадцати. Он очень хорошо знает железнодорожное дело и когда трезвый, то отлично справляется со своими обязанностями. Но, к несчастью, он страдает запоями, и когда бывает пьян, то становится настоящим зверем, тогда от него все разбегаются.

— Папа уже несколько раз собирался его уволить, но отзывал назад свои представления по просьбе жены Смородинцева, которую очень уважает. А она, больная, во время этих запоев всю тяжесть характера мужа принимает на себя. Дочку свою она отправляет к нам. А он там чёрт знает чего вытворяет: бьёт её, ломает мебель, а раз чуть не поджёг всю станцию. Справиться с ним в это время только один человек умеет, есть тут у нас механик на водокачке, немец Фишер, так вот только он и может во время запоя Николая Ивановича утихомирить.

За разговорами они незаметно подошли к тупику, а почти вслед за ними подошёл и Смородинцев. Он держал большой молоток, 4 заструганных колышка и рулетку.

Через полчаса площадка была замерена, ограничена колышками. Она имела форму неправильного четырёхугольника. Боря старательно записал длину каждой стороны в метрах и саженях, чтобы потом вычислить площадь склада. В двух мерах нужно было измерять потому, что для отчёта в Дальлесе требовалось указывать размеры склада в квадратных метрах, а расчётные таблицы на железной дороге ещё оставались в квадратных саженях. Ребятам пришлось порядком помучиться, пока они сумели правильно определить арендуемую площадь и сумму платы за неё, которую должен был участок вносить ежеквартально.

В конце концов эту работу сделали, правда, при помощи Макара Макаровича, давшего ценные советы. Ведь, помимо разнобоя мер, расчёт затруднялся и неправильными формами площадки. Полученные цифры вписали в бланки типографского договора и, когда уже было совсем темно, оба торжественно явились в «контору» — в дом Нечипуренко, так, оказывается, была фамилия Бориного хозяина, где застали уже вернувшихся из леса Игнатия Петровича, лесника и Николая, сидевших за обильно уставленным столом с бутылкой посередине.

По всему было видно, что отвод участка прошёл вполне хорошо, и что обе стороны остались довольны. Теперь они скрепляли свой успех.

Увидев входящих ребят, Дмитриев поднялся из-за стола, и стало очевидным, что бутылка, стоявшая на столе, была уже не первой, потому что настроение его, а также и нетвёрдость походки, свидетельствовали о более значительном количестве выпитого. Об этом же говорило и сильно раскрасневшееся лицо Николая, сердитый взгляд и воркотня Марьи и мрачно-меланхоличное настроение лесника.

Обняв своих юных помощников за плечи, возвышаясь над ними чуть ли не на две головы, подвыпивший Дмитриев сказал:

— А вот и мои помощнички явились! Бумаги все разобрали, порядок в моей канцелярии навели, бланки договоров подготовили, молодцы! А как площадь под склад — обмерили? — Борис молча протянул ему подготовленный договор с железной дорогой на аренду склада, оба экземпляра его уже были подписаны начальником станции.

— Э, да вы уже и договор заполнили! Совсем молодцы! Ну да, наверно, там вас Макар Макарович надул здорово? Площадь-то сами считали, или он со своими помощниками, а?

— Конечно сами, — обиженно ответил Алёшкин.

— Ну то-то, а то если им поверить, так они такого насчитают, что в два раза больше положенного платить придётся. Я эту железную дорогу знаю! Все железнодорожники только и думают, чтобы нас на чём-нибудь объегорить. Ты не обижайся, Федя, это у них к профессия такая… И у твоего батьки тоже, хотя он мужик и хороший. Ну что же, ребята, давайте, садитесь за стол, заслужили! Николай, налей-ка им по маленькой. Сегодня уже работать больше не будем, пусть выпьют.

Борис, а вслед за ним и Фёдор, категорически отказались и от ужина и, конечно, от выпивки, чем, кажется, не особенно огорчили и самого Дмитриева, и лесника.

— Ну, не хотите, как хотите. Мы и сами выпьем, — благодушно заявил Дмитриев, снова усаживаясь за стол. — Поди, к девкам тянет? Дело молодое! Что ж, идите. Да смотрите, чтобы вам здешние парни ног не переломали. Пораньше возвращайтесь, завтра с утра работы много.

Борис и Фёдор, воспользовавшись разрешением, шмыгнули в сени, где их и догнала Марья:

— Борис, — сказала она, — я в кухне на столе молока в кринке оставлю и хлеб ручником прикрою. Придёшь — поужинаешь, дверь запирать не буду. Ну, идите! Да смотрите, верно, в драку с нашими парнями не ввязывайтесь, а то тут есть отчаянные…