Через несколько дней после этой церемонии Бонхёффер получил от Франца Хильдебрандта открытку с лаконичной надписью: «Лука 14:11», то был стих, на который в день посвящения Мюллера следовало читать проповедь, и это были как раз слова Иисуса о фарисеях. Бонхёффер сразу же уловил шутку: «Ибо всякий, возвышающий сам себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится». Слова эти оказались не только уместными, но и пророческими: едва церемония закончилась, как разразилась адская свистопляска. Церковная борьба вспыхнула с новой силой, и вскоре разочарованный фюрер лишил новоявленного рейхсепископа своей милости.

Неприятности начались с того, что доктор Август Йегер, с гордостью носивший дуэльный студенческий шрам, посадил под домашний арест епископов Вюртемберга и Баварии. Йегер выполнял для Мюллера всяческую грязную работу, однако на этот раз переусердствовал. Приверженцы обоих епископов вышли на улицы, и вся мировая пресса вновь сосредоточила внимание на церковных неурядицах внутри рейха. Особенно огорчила рейхсепископа статья в Time .

...

Тем временем члены Исповеднической церкви назначили дату нового синода. Им требовалось официально утвердиться в качестве Церкви, создать административные органы, и с этой целью они собрались 19 октября в Далеме и опубликовали знаменитую Далемскую резолюцию:

...

Теперь уже никто не мог усомниться в официальном существовании этой Церкви. Бонхёффер был вполне доволен. Синод также вынес резолюцию, обвинявшую Мюллера в нарушении конституции Евангелической церкви.

Зять Бонхёффера Донаньи сообщил ему, что столь публичное выяснение проблемы вынудило Гитлера обратить внимание на борьбу в Церкви. Фюрер понимал, что Мюллер ситуацию не удержит, а потому взялся решать ее самолично. Он отменил чересчур авторитарное уложение, принятое рейхсцерковью летом, и публично размежевался с рейхсцерковью. Последовал прорыв нордического света – Август Йегер ушел в отставку. Исповедническая церковь обнадежилась, но Бонхёффер понимал, что Далемскую резолюцию нужно срочно воплощать в жизнь, что Мюллер отнюдь не побежден и не вышел из игры, но потерпел лишь временное поражение и скоро нанесет ответный удар. 5 ноября Бонхёффер участвовал во встрече немецких пасторов Англии. Они собрались в Лондоне, в Кристчерче. Присутствовало сорок четыре священника и члены приходского управления, представлявшие десять общин. На собрании выступили Бонхёффер и Юлиус Ригер; принятая собранием резолюция вполне устроила Бонхёффера.

...

Бонхёффер сообщил эти новости Беллу, присовокупив: «Я очень этим обрадован». Последовали обязательные формальности: копии резолюции были высланы Геккелю в иностранный отдел и Карлу Коху, председателю Исповеднического Синода с сопроводительным письмом.

...

Можно себе представить, как разливалась у Геккеля желчь! Хуже того – начавшийся в Англии мятеж грозил распространиться по всему свету. Чрезвычайно активные лондонские пасторы отправили копию резолюции немецким общинам Нового Света, призывая их присоединиться. Ужасная весть для Геккеля! 13 ноября он позвонил в немецкое посольство в Лондоне и беседовал с первым секретарем принцем Бисмарком. Он заявил, что акция пасторов приведет к «неблагоприятным последствиям на международном уровне», однако Бисмарк остался вполне равнодушен к его горестям и ответил, что эти события находятся вне его юрисдикции. Тогда Геккель обратился к пастору Шрайнеру из немецкой церкви в Ливерпуле. Он прекрасно понимал, что участники встречи в Кристчерче в каких-то пунктах расходятся с Бонхёффером, вдобавок он прознал о некоторых процедурных нарушениях и этим тоже хотел воспользоваться: чтобы официально порвать отношения с центром, каждая церковь должна была представить письменное решение собственного церковного совета. Это условие не было выполнено, и Геккель решил надавить на каждого пастора в отдельности, рассчитывая, что таким образом столкнется с более слабым сопротивлением и выявит разногласия между своими противниками. Кроме того, у него оставался в запасе еще один ход. Хотя звезда Мюллера приблизилась к закату, Исповедническая церковь ненавидела его и с огромным удовлетворением узнала бы о его отставке. Можно было попытаться сбросить Мюллера с саней и таким образом утихомирить голодных волков оппозиции.

Наконец, Геккелю удалось найти в Голландии молодого немецкого пастора и убедить его выступить против «англичан». Предлагал он ему также обратиться ко всей диаспоре с «энцикликой», разъясняющей опасность опрометчивого перехода на сторону Исповеднической церкви. Молодой человек только что приступил к обязанностям пастора и рад был угодить. Он направил свое красноречивое и убедительное послание двадцати немецким пасторам Франции, Люксембурга, Бельгии и Голландии. Каким образом это письмо попало в руки Бонхёффера, не совсем ясно – возможно, автор из вежливости счел нужным отправить ему копию, – но, получив это письмо, Бонхёффер был поражен в самую душу: автором оказался его старый друг Хельмут Рёсслер. С Рёсслером они вместе учились в Берлине, Рёсслер, наряду с зятем Бонхёффера Вальтером Дрессом, выступал оппонентом на защите его докторской диссертации. Весной 1927 года Рёсслер и Дресс побывали в гостях в Фридрихсбрунне. С тех пор они потеряли связь, и вдруг Рёсслер вновь появился – по другую линию фронта. Это было весьма прискорбно.