* * *

Семинаристы пробыли в Цингсте лишь несколько дней, когда состоялся весьма значимый спор между ними и Бонхёффером. В Германии 1 мая праздновалось не только как день начала весны, но и как день немецких рабочих. В тот раз 1 мая вступил в силу новый закон о призыве в армию, и вечером Гитлер выступил с речью. Все обитатели Цингста собрались у радио.

В ту пору даже семинаристы Исповеднической церкви относились к Гитлеру примерно так же, как все немцы, и уж конечно ни один из них, в отличие от Бонхёффера, не состоял в жесткой оппозиции режиму. Молодым людям все еще казалось, что церковные дела сами по себе, а политика сама по себе, и закон о призыве нисколько их не огорчал: покончить с Версалем и выполнить свой патриотический долг считалось частью обязанностей человека перед Богом. В сознании людей Церковь и государство все еще оставались неразрывно связаны, как при кайзере, и поскольку Веймарская республика ослабила эту связь, семинаристы только радовались возвращению и укреплению этих отношений. Члены Исповеднической церкви с тем большим рвением доказывали при всякой удобной оказии свой патриотизм, что «немецкие христиане» упрекали их как раз в недостатке такового.

Прислушиваясь к речи фюрера, Бонхёффер вдруг задал вопрос, обнаруживший, что он не разделяет общего настроения. Почти все студенты смутились и растерялись. Кто-то попросил его прояснить эту мысль, и он пообещал вернуться к обсуждению, когда речь закончится. Чтобы кто-то из «начальства» отклонился от генеральной линии протестантизма, прославлявшего служение своей стране, в том числе и военное – с этим воспитанники Цингста столкнулись впервые. Бонхёффер оказался единственным на том собрании человеком, кто с глубоким недоверием относился к Гитлеру и с тревогой – к войне, к которой, как он видел, Гитлер подталкивал Германию.

Большинство семинаристов и этого, и четырех последующих выпусков в итоге пойдут в армию, и Бонхёффер не станет их отговаривать. Он не был пацифистом в таком смысле слова и вовсе не считал, что каждый христианин должен уклоняться от воинской службы по соображениям совести. Он с уважением принимал точку зрения своих учеников и тщательно избегал какого-либо «культа личности» вокруг своей особы: навязывать другим свое мнение с помощью авторитета или харизмы он считал принципиально неверным, проявлением дурного «вождизма».

Неотапливаемый приют в Цингсте следовало освободить к июню, а вместо него подыскать для семинарии постоянное место. Рассматривались различные варианты, в том числе замок Цитхен в Креммене, но в итоге руководство остановилось на бывшем поместье фон Катте в Финкенвальде, неподалеку от Штеттина, также в Померании. В поместье прежде располагалась частная школа, однако нацисты не одобряли подобных учебных заведений, и она, как многие другие, быстро опустела. Требовался новый арендатор, и тут как раз появились представители Исповеднической церкви. Налицо имелись различные служебные здания и помещичий дом с «неуклюже пристроенной» и портившей вид школой. Коммерческая эксплуатация территории оставила и другие неприятные следы: на краю поместья выкопали гравийный карьер, уродливый шрам на лице некогда величественного померанского имения310.

Помещичий дом пришел в полное запустение, один из инспекторов отозвался о нем как о «совершенном свинарнике». До переезда в это новое обиталище предстояло проделать большую работу. Многие семинаристы вынуждены были ожидать переселения в течение двух недель, остановившись на это время в общежитии для молодежи в Грифсвальде. Группа студентов выехала вперед, чтобы отчистить и покрасить свой будущий дом.

26 июня Бонхёффер читал в Финкенвальде первую лекцию. В этот момент помещичий дом еще пустовал. Собирали средства на закупку мебели и многого другого, не хватало самого необходимого, но все, в том числе сбор средств, происходило с бодростью и весельем. Один из семинаристов, Винфрид Мехлер, написал стихи «Смиренное прошение семинаристов» и в ловко зарифмованных строчках попросил о помощи. Стихотворение разослали общинам Исповеднической церкви и отдельным людям, выразившим готовность помочь. Спонсоры получали от Мехлера благодарственные письма также в стихах.

Земельная аристократия Померании была решительно настроена против Гитлера и нацистов. По большей части это были глубоко верующие христиане, здешние семейства буквально усыновили финкенвальдцев и готовы были всеми силами помогать новому, отважному проекту. Мать Эвальда фон Кляйст-Шменцина сделала им покрывала на стулья и кресла, скульптор Вильгельм Гросс своим талантом превратил спортивный зал в часовню. Провиант семинаристы по большей части получали с соседних ферм, а однажды раздался телефонный звонок с сообщением, что пастору Бонхёфферу прислали живую свинью – пусть заберет ее с товарного склада311.

Сам Бонхёффер и его ученики, в свою очередь, делали существенные взносы в пользу общего дела. Бонхёффер передал семинарии всю свою богословскую библиотеку вместе с бесценным эрлангенским изданием трудов Мартина Лютера, принадлежавшим еще его прадеду фон Хазе. Перевез он в Финкенвальде и граммофон со множеством записей, из которых он более всего ценил негритянские духовные гимны, приобретенные на Манхэттене.

Музыка составляла значительную часть общинной жизни Цингста и Финкенвальде. Каждый день в полдень все собирались для исполнения псалмов или других духовных песнопений. Обычно запевалой был Иоахим Камниц, один из берлинских учеников Бонхёффера. Однажды Бетге взялся разучить с сокурсниками «Agnus Dei» Адама Гумпельцхаймера. Он рассказал им о Гумпельцхаймере, композиторе XVI века, авторе церковной музыки и псалмов, сочинявшем главным образом мотеты для нескольких полухорий. Бонхёффер был заинтригован. Он хорошо разбирался в музыке начиная с Баха, но дальше Баха не заглядывал, а Бетге был знаком с гораздо более давней традицией. Он познакомил Бонхёффера с этой старинной музыкой, с такими композиторами, как Генрих Шюц, Иоганн Шайн, Самуил Шейдт, Жоскин де Пре, и их сочинения были включены в репертуар, исполнявшийся в Финкенвальде312.

В доме имелось два пианино. По словам Бетге, Бонхёффер «никогда не отказывался от приглашения сыграть какой-либо из концертов Баха для двух пианино». Он также сообщает, что Бонхёффер любил исполнять вокальные дуэты Шюца «Eins bitte ich vom Herren» («Одного прошу у Бога») и «Meister, wir haben die ganze Nacht gearbeitet» («Господин, мы трудились всю ночь»)313. Он свободно и быстро читал ноты с листа, порой удивляя студентов и своими музыкальными талантами, и пристрастиями. Дитрих особенно любил Бетховена, но мог и «присесть за пианино и наигрывать из «Кавалера розы», что производило на нас сильное впечатление»314, признается Бетге. Далеко не в каждой германской семинарии музыке отводили столь существенное место. В первый месяц пребывания в Цингсте солнце порой пригревало достаточно для того, чтобы перенести занятия на свежий воздух, выбрав укрытое от ветра местечко среди дюн. Там же они порой и пели.

В Цингсте и Финкенвальде Бонхёффер установил строгий распорядок дня и духовную дисциплину. В этом смысле семинария устраивалась по тем образцам, которые Бонхёффер наблюдал в Англии, однако специфику того, чем наполнялся день, он определял сам, обращаясь к различным традициям.